"Лучше молчать и казаться глупым, чем открыть рот и развеять все сомнения" М.Твен
многабуквЯ начинала читать со знанием: вот еще одна советская эпопея о Советском Союзе, одна из тех, в которой сначала напишешь страну, а потом читаешь что написал, чтобы поверить, что ты в этой стране живешь.
Я не люблю читать такие книги, в них искренность ловко подстраивается под линию партии, и то, что получается в итоге, вызывает чувство неловкости и чего-то неприятного. От "Тихого Дона" в памяти остались только имя Аксинья и ощущение глухого раздражения, "Живые и мертвые" не пошли у меня вообще, но, возможно, я не в том возрасте бралась их читать, возможно, надо как-нибудь дать им еще один шанс, хотя фигура самого Симонова...
Лучше ничего о писателе не знать, пока не прочитаешь его книгу, это точно.
"Вечный Зов" оказался не таким. Он на любителя, конечно, я знаю людей, которые прочли всю советскую классику, кроме "Вечного Зова". Выражения вроде "взвыла по-бабьи" отвратят эстетов, да и меня они раздражали, потому что вы понимаете, если слово "мужик" имеет значение гордое и положительное, то "баба" всегда дает оттенок унижения, даже когда он не имелся в виду.
Однако эта книга особая. О нее можно получить удовольствие даже таким, как я.
Есть условные две группы - красные и белые, колхозники и кулаки, пролетариат и дворянство, называй как хочешь, и в каждой из этих групп были свои уроды и свои герои. Нельзя сказать, что все чекисты были садисты-фанатики, как нельзя сказать, что и все белые были порядочные люди. Поэтому когда нам показывают кулака, который малость заигрался в помещика, жил пьяными дебошами, бил своих женщин и в конце концов изнасиловал свою дочь-партизанку, нельзя сказать, что такой кулак не мог существовать на свете. Конечно, мог, и наверняка их было довольно много. Точно так же как существовали и сыновья помещиков, которые насиловали своих дворовых девок, в конце концов, безнаказанность и не такие имеет последствия. Наконец существовали и такие, как Федор, которые приспособились к Советской власти, но это приспособленчество и латентная ненависть медленно сводили их с ума, и не такие тонкодушевные, а товарищи вроде Петра Полипова, которые, приспособившись, брали у Советской власти все, что могли (нет, ну а почему бы и не брать, я считаю). Да даже такая откровенная, в один слой дрянь вроде Лахновского существовала во множественном числе. Другое дело, что не только среди белых, как в этой книге.
Коммунисты хорошие тоже были, вот такие навроде Панкрата Назарова и Поликарпа Кружилина, и в общем, почти все и всё, что описывается в этой книге могло иметь место, пусть и принимается в расчет только одна сторона, ну а чего вы хотите от советской литературы, по которой даже кино сняли в Советском Союзе.
Почти, да не все.
Есть сюжеты, отдельные такие мелочи, которые с сегодняшней колокольни читать просто невозможно, и которые почти убивают для меня литературную ценность романа теперь, когда линия партии не существует.
Максим Назаров и Александр Миронов. Один сломался в лагере нацистов, второй сломался в родном советском ГУЛАГе. Их истории различны и далеко не главные, но месседж, который подается в книге по их поводу уж больно неприятен. Месседж по Максиму Назарову гласит, что человек, который позволил себе сломаться в плену врага, не имеет право на жизнь. Причем его не власти советские расстреляли - что само по себе очень неправдоподобно, но необходимо было для сюжета - он застрелился сам по недвусмысленному намеку собственного отца. С Максимом Назаровым история грязная, он стал капо в лагере и стрелял в своих, но сам месседж начался еще до всего этого, стоило Максиму сказать своему товарищу, что он устал и боится боли. И все.
Но это ладно. Это я могу понять.
С генералом Мироновым же месседж намного более неприятный. Мол, был человек несправедливо осужден по политической статье, был отправлен в лагерь, пострадал в этом лагере, послушал и подумал, но потом же его вернули! Вернули, как только возникла в нем необходимость во время войны, как возвращали многих и многих офицеров, тех, кого еще можно было вернуть, потому что большинство было уже расстреляно, но об этом в книге ни слова, только все вокруг удручаются и удивляются его депрессии, мол, разобрались же, выпустили, вернули чин, дали завод, чем недоволен-то. Просто поразительное лицемерие.
К слову, товарищ Сталин упоминается даром что раз десять за все тысяча двести с лишним страниц. Не хотел автор много врать.
О политических арестах и оправданиях в Советском государстве написано идеалистично. Я готова дать поблажку за то, что это Сибирь, откуда высылать как бы уже некуда, и в принципе, основное месиво было, конечно, в крупных городах. Но судьбы Ивана Савельева и Петра Зубова, первый из которых воевал за белых, а второй был сыном белого офицера, дедом помещика и уголовником, и оба в итоге стали уважаемыми на своем уровне гражданами Советского Союза, это в стране, где при каждом приеме на работу надо было заполнять жуткого вида с генеалогическим древом и разве что не мемуарами анкету, - уж больно эти судьбы откровенно сказочные. Во время философских бесед - а герои ВЗ постоянно философствуют, это приятно, но тоже довольно странно, ибо философы тупо все, даже гад Лахновский философ - герои приходят к выводу, что во всем обычно виноватыхитрожопые приспособленцы вроде Петра Полипова, которые умело избавляются от конкурентов, объявив их врагами народа, и используя для грязной работы пламенное сердце тру-чекиста. Обычно, да не всегда. Естественно, вопрос о том, кто еще может быть виновен, философствующие колхозники цензурно не поднимают.
Красной линией проходит месседж о том, что советские лагеря по сравнению с нацистскими - это санаторий. Допускаю, что концлагеря были все-таки хуже, уж точно намного циничнее, с этим их мылом из человечины, волосами на парики, лабораторными крысами и прочей практичностью. Концлагерь однако описан в романе красочно и страшно, советский - вскользь упоминается.
Ладно, что действительно убивает, так это Троцкий Лев Давыдович. ВЗ!Троцкий к реальному имеет, конечно, отношение нулевое. И я понимаю, что это было неизбежно. Но все равно за Троцкого обидно, и вышвыривает дисбалансом сразу же. Лахновский говорит, он был троцкист, и что Троцкий говорил, мол, партию надо разложить, и вообще, все, что говорит Лахновский, можно наложить на спич любого главгада, хоть Волдеморта, хоть Даркена Рала. Но что мне понравилось, так это то, что Лахновский все-таки добавил: "Сам я не слышал, чтобы Троцкий это говорил". Какой сакральный смысл был добавлять такую фразу, если не осторожное выражение авторских сомнений. Мол, раз надо, значит надо, сам я ничего не знаю.
Так что терпимо, хотя и несколько за гранью.
Спросите, пошто я в таком случае вообще дочитала эти тысяча двести с лишним страниц? Наверное, потому что в глобальном смысле, все что выше - это все мелочи, факты, которые не совпадают с исторической действительностью, и это печально, в отдельных случаях это коробит, но это прежде всего отражение той реальности современником, а отражение - оно не есть документальное кино, это раз. И пусть все персонажи неправдоподобно философствуют через каждые двадцать страниц, это делает всех их (кроме Лахновского, ясен пень) резонерами автора, и название очень подходит к содержанию книги, это два.
И всегда мне приятно читать эпос про Советский Союз, потому что как бы ни старался автор описать его раем на земле, все равно, все равно всеми фибрами ощущаешь, что повезло мне родиться в мое сумасшедшее, но все-таки пока ничего так хорошее время.
Я не люблю читать такие книги, в них искренность ловко подстраивается под линию партии, и то, что получается в итоге, вызывает чувство неловкости и чего-то неприятного. От "Тихого Дона" в памяти остались только имя Аксинья и ощущение глухого раздражения, "Живые и мертвые" не пошли у меня вообще, но, возможно, я не в том возрасте бралась их читать, возможно, надо как-нибудь дать им еще один шанс, хотя фигура самого Симонова...
Лучше ничего о писателе не знать, пока не прочитаешь его книгу, это точно.
"Вечный Зов" оказался не таким. Он на любителя, конечно, я знаю людей, которые прочли всю советскую классику, кроме "Вечного Зова". Выражения вроде "взвыла по-бабьи" отвратят эстетов, да и меня они раздражали, потому что вы понимаете, если слово "мужик" имеет значение гордое и положительное, то "баба" всегда дает оттенок унижения, даже когда он не имелся в виду.
Однако эта книга особая. О нее можно получить удовольствие даже таким, как я.
Есть условные две группы - красные и белые, колхозники и кулаки, пролетариат и дворянство, называй как хочешь, и в каждой из этих групп были свои уроды и свои герои. Нельзя сказать, что все чекисты были садисты-фанатики, как нельзя сказать, что и все белые были порядочные люди. Поэтому когда нам показывают кулака, который малость заигрался в помещика, жил пьяными дебошами, бил своих женщин и в конце концов изнасиловал свою дочь-партизанку, нельзя сказать, что такой кулак не мог существовать на свете. Конечно, мог, и наверняка их было довольно много. Точно так же как существовали и сыновья помещиков, которые насиловали своих дворовых девок, в конце концов, безнаказанность и не такие имеет последствия. Наконец существовали и такие, как Федор, которые приспособились к Советской власти, но это приспособленчество и латентная ненависть медленно сводили их с ума, и не такие тонкодушевные, а товарищи вроде Петра Полипова, которые, приспособившись, брали у Советской власти все, что могли (нет, ну а почему бы и не брать, я считаю). Да даже такая откровенная, в один слой дрянь вроде Лахновского существовала во множественном числе. Другое дело, что не только среди белых, как в этой книге.
Коммунисты хорошие тоже были, вот такие навроде Панкрата Назарова и Поликарпа Кружилина, и в общем, почти все и всё, что описывается в этой книге могло иметь место, пусть и принимается в расчет только одна сторона, ну а чего вы хотите от советской литературы, по которой даже кино сняли в Советском Союзе.
Почти, да не все.
Есть сюжеты, отдельные такие мелочи, которые с сегодняшней колокольни читать просто невозможно, и которые почти убивают для меня литературную ценность романа теперь, когда линия партии не существует.
Максим Назаров и Александр Миронов. Один сломался в лагере нацистов, второй сломался в родном советском ГУЛАГе. Их истории различны и далеко не главные, но месседж, который подается в книге по их поводу уж больно неприятен. Месседж по Максиму Назарову гласит, что человек, который позволил себе сломаться в плену врага, не имеет право на жизнь. Причем его не власти советские расстреляли - что само по себе очень неправдоподобно, но необходимо было для сюжета - он застрелился сам по недвусмысленному намеку собственного отца. С Максимом Назаровым история грязная, он стал капо в лагере и стрелял в своих, но сам месседж начался еще до всего этого, стоило Максиму сказать своему товарищу, что он устал и боится боли. И все.
Но это ладно. Это я могу понять.
С генералом Мироновым же месседж намного более неприятный. Мол, был человек несправедливо осужден по политической статье, был отправлен в лагерь, пострадал в этом лагере, послушал и подумал, но потом же его вернули! Вернули, как только возникла в нем необходимость во время войны, как возвращали многих и многих офицеров, тех, кого еще можно было вернуть, потому что большинство было уже расстреляно, но об этом в книге ни слова, только все вокруг удручаются и удивляются его депрессии, мол, разобрались же, выпустили, вернули чин, дали завод, чем недоволен-то. Просто поразительное лицемерие.
К слову, товарищ Сталин упоминается даром что раз десять за все тысяча двести с лишним страниц. Не хотел автор много врать.
О политических арестах и оправданиях в Советском государстве написано идеалистично. Я готова дать поблажку за то, что это Сибирь, откуда высылать как бы уже некуда, и в принципе, основное месиво было, конечно, в крупных городах. Но судьбы Ивана Савельева и Петра Зубова, первый из которых воевал за белых, а второй был сыном белого офицера, дедом помещика и уголовником, и оба в итоге стали уважаемыми на своем уровне гражданами Советского Союза, это в стране, где при каждом приеме на работу надо было заполнять жуткого вида с генеалогическим древом и разве что не мемуарами анкету, - уж больно эти судьбы откровенно сказочные. Во время философских бесед - а герои ВЗ постоянно философствуют, это приятно, но тоже довольно странно, ибо философы тупо все, даже гад Лахновский философ - герои приходят к выводу, что во всем обычно виноваты
Красной линией проходит месседж о том, что советские лагеря по сравнению с нацистскими - это санаторий. Допускаю, что концлагеря были все-таки хуже, уж точно намного циничнее, с этим их мылом из человечины, волосами на парики, лабораторными крысами и прочей практичностью. Концлагерь однако описан в романе красочно и страшно, советский - вскользь упоминается.
Ладно, что действительно убивает, так это Троцкий Лев Давыдович. ВЗ!Троцкий к реальному имеет, конечно, отношение нулевое. И я понимаю, что это было неизбежно. Но все равно за Троцкого обидно, и вышвыривает дисбалансом сразу же. Лахновский говорит, он был троцкист, и что Троцкий говорил, мол, партию надо разложить, и вообще, все, что говорит Лахновский, можно наложить на спич любого главгада, хоть Волдеморта, хоть Даркена Рала. Но что мне понравилось, так это то, что Лахновский все-таки добавил: "Сам я не слышал, чтобы Троцкий это говорил". Какой сакральный смысл был добавлять такую фразу, если не осторожное выражение авторских сомнений. Мол, раз надо, значит надо, сам я ничего не знаю.
Так что терпимо, хотя и несколько за гранью.
Спросите, пошто я в таком случае вообще дочитала эти тысяча двести с лишним страниц? Наверное, потому что в глобальном смысле, все что выше - это все мелочи, факты, которые не совпадают с исторической действительностью, и это печально, в отдельных случаях это коробит, но это прежде всего отражение той реальности современником, а отражение - оно не есть документальное кино, это раз. И пусть все персонажи неправдоподобно философствуют через каждые двадцать страниц, это делает всех их (кроме Лахновского, ясен пень) резонерами автора, и название очень подходит к содержанию книги, это два.
И всегда мне приятно читать эпос про Советский Союз, потому что как бы ни старался автор описать его раем на земле, все равно, все равно всеми фибрами ощущаешь, что повезло мне родиться в мое сумасшедшее, но все-таки пока ничего так хорошее время.
@темы: Литература