Dreams And Consequences.Фэндом: Inception.
Пейринг: Сайто/Роберт, Ариадна/Мол, Кобб/Роберт.
Жанр: секс и приключения.
Предупреждение:1. НЖП.
2. гетеросексуальные связи.
3. дети.
Рейтинг: R.
Дисклеймер: все принадлежат Кристоферу Нолану, кроме Кристофера Фишера.
Саммари: история одного блефа.
Для Лили, которая хотела русскоязычных фанфиков с этими пейрингами.
Глава 7Глава 7.
"Давай, давай я расскажу тебе считалку? Раз, два, три, мыши по лесу бродили..."
Ничто не имело значения. Потому что должно было стать легче, но не стало. Проклятье, должен был быть ка-тар-сис, но его не было. У Фишера, может быть, и был. У Дома Кобба - нет.
У Дома Кобба было нечто, подозрительно напоминающее затухание.
Он помнил детей. Он помнил запах Филиппы, ощущение ее платьица подушечками пальцев. Смех Джеймса. Такой правильный, но... слишком правильный. Не нужно было смотреть на волчок, чтобы знать. В жизни таких вещей не происходит, жизнь - она совсем другая. Хотел бы он как Мол, запутаться. Хотел бы, да оказался неспособен. Если ты полжизни чего-то боишься до животного ужаса и пребываешь в абсолютной уверенности, что справиться тебе с этим в любом случае не под силу, но все равно воюешь и воюешь, и воюешь снова, то в какой-то момент ты неизбежно понимаешь, что смог. Смог справиться с невозможным, и тотем уже не нужен. Знание "вот это лимбо, а ты наивный идиот" было с самого начала и оформилось, когда Сайто позвонил. Не сознательно, но Кобб знал.
Поэтому то был не катарсис, то была игра в катарсис, но не это было страшным.
Страшным оказалось знание, что и настоящий катарсис, настоящие дети, настоящий звонок, настоящий Майлс и настоящий дом будут ощущаться так же. Даже не сильнее - так же. Неважно, что настоящие. То есть важно, конечно, если он хочет вырастить своих детей, а не играться в лимбо. Было бы совсем глупо, учитывая, что Мол здесь больше не существовало.
Мол нигде больше не существовало.
Его вина.
Ну и что.
Вот это "ну и что" оказалось хуже самобичевания, которым он занимался последние... сколько? Какая разница. Долго. Лежа на диване в своем доме, закинув руки под голову и слушая вертящийся волчок, Дом Кобб думал, что хуже, чем "ну и что" нет ничего.
"Три, четыре, пять, зайцы прыгали по кочкам..."
"Ну и что" - с этим он боролся, когда культивировал в себе чувство вины. Потому что если принять "ну и что", все теряет смысл. Какой смысл любить, если ты способен пережить смерть любимого человека. Если ты способен пережить смерть любимого человека, в которой повинен. Если можешь простить себе все - и пойти дальше. Смысла нет, почва под ногами идет трещинами, и ни во что не веришь, потому что ничто не вечно и значит, в сущности, ничто не важно.
Если ты можешь простить себе все.
"Шесть, семь, восемь, волк за ними прибежал..."
Он не удивился, что проснулся позже Сайто. В себя-то он не стрелял. Не собирался просыпаться, не сейчас. Ждал, пока возникнет необходимость. Когда голос разума станет громким, а не просто занудным. Должно же было это когда-то случиться. Дети, настоящие дети, нуждаются в нем, а он любит своих настоящих детей. Дети конечно, вырастут и без него, но все же с отцом лучше.
"Волк голодный очень был..."
Как Кобб проснулся, он не понял. Судя по всему, лег спать в лимбо, а проснулся в реальной квартире Сайто в Лос-Анджелесе. Изумительно. Всю жизнь ты боишься, что из лимбо не выбраться, а стоит перестать беспокоиться, как выбираешься буквально машинально. Прямо-таки выскальзываешь.
Конечно, квартира, в которой он проснулся, была реальна. Бедная Ариадна боялась, что они в лимбо, но это неизбежно после первого раза. Главное - сделать из этого выводы. Они с Мол воображали, что сделали. Они с Мол любили воображать. В частности, о себе.
Бедная Ариадна его боялась. По здравым размышлениям ему самому следовало себя бояться. Ему ведь даже не хотелось утешить девочку, у которой явный стресс, а Артур - дуб по части эмпатии, не говоря уже об Имсе. Вместо этого Кобб делал, что хотел, в буквальном смысле. Говорил, что хотел. Ходил, куда хотел. Брал вещи, которые хотел. Жил, повинуясь мимолетным импульсам, а ведь так нельзя. Если ему захочется выпрыгнуть из окна, он должен будет себя остановить, а то ведь Имса может и не оказаться рядом. Это же не лимбо.
И зубры. Что им могло понадобиться, Кобб представлял. Кобб также представлял, что от него ждут руководства. Кобб прекрасно знал, что будет осуществлять это руководство, потому что больше нечего делать. Но скрыть безразличие оказалось не легче, чем скрыть волнение.
Ничего, говорил он себе, слушая, как Имс красочно запугивает Ариадну Институтом. Ничего, явится Сайто, по крайней мере, можно будет устроить полноценный мозговой штурм.
Возможно, ему повезет, и он сможет воспринять это все как любопытную головоломку. Из тех, которые очень хочется решать.
"Девять, десять, всех сожрал. Хрум-хрум."
***
Роберт вернулся в Лос-Анджелесский особняк с намерением задержаться лишь на ночь. Вылетать немедленно он не хотел и не мог, слишком важно было расставить все точки над "i" и с дядей Питером, и с Эйлин, которая похоже решила в особняке поселиться. Что ж, имела право. Мать наследника. О ребенке Роберт не думал. Он сразу поверил, что мальчик - Кристофер - его сын. Только это ничего не меняло, даже если Эйлин и Браунинг считали по-другому.
После загроможденных событиями суток Роберт уже не воспринимал эту ситуацию как катастрофу. Возможно, отец был прав, думал он меланхолично, открывая входную дверь. Возможно, отец предвидел, что сын все разрушит. А Браунинг и Эйлин сохранят для себя и ребенка. Ну, а он... а он теперь свободен. На счету уже лежали переведенные деньги, осталось решить, что с ними делать. С ними и с жизнью.
Сайто он больше не увидит, это ясно. И не надо. Роберту уже было стыдно, хотя он и пытался внушить себе, что всякий опыт полезен, тем более приятный. Бесполезно. От одной мысли, что он встретит Сайто хотя бы лет через пять где-нибудь в ресторане - о боже, почему, почему он сразу подумал про ресторан?! - лицо начинало гореть и хотелось провалиться сквозь землю. С чего бы вообще. Это ведь не значит, что он теперь начнет спускать деньги на мальчиков или откроет гей-клуб. Роберт нервно хмыкнул от мысли, что есть на свете люди, которые зарабатывают на гей-клубах. Но Сайто все же быстро ретировался. С каким-то мальчиком. Этот мальчик засел в памяти как заноза. Эти идиотские соболезнования, к чему они были? И они летели на одном самолете. Когда они летели, Роберт еще не хотел развалить отцовскую империю и верил, что является наследником. Почему-то очень раздражал и этот Артур, и его вежливое участие, и то, что все они летели в одном самолете. Словно этот факт их к чему-то обязывает.
Холл встретил его пустотой и сумерками. Мажордом в этом особняке был приходящим, и уже должен был уехать. А где затерялись Эйлин и Браунинг... что ж, не думал же он в самом деле, что они станут здесь ждать. Утренним рейсом Роберт улетать в любом случае не собирался, поэтому разговор можно было отложить и до завтра. Так даже лучше.
Не включая свет (Роберт любил сумерки) и развязывая галстук, он стал подниматься в свою комнату.
- Дядя Питер в больнице, мама поехала с ним.
Не дойдя до конца лестницы, Роберт остановился. В лунном свете, свесив ноги между перил, сидел на полу второго этажа мальчик. "Кристофер". Руками он держался за перила и взирал с любопытством на Роберта. И, разумеется, болтал ногами. Вероятно, болтать ногами - непременный атрибут одиннадцатилетнего возраста.
- Они оставили тебя одного?
Совсем не тот вопрос, который Роберт собирался задать.
- Конечно. Что со мной может случиться?
Вероятно, дело было в освещении, но выражение любопытства на лице мальчика напомнило Роберту Чеширского кота. Без всякой логики.
- Мама говорит, это безопасный дом. Весь на этой... сигнализации.
- Мама часто оставляет тебя дома одного? - пробормотал Роберт, поднявшись на второй этаж.
Проклятье, он ведь совсем не это хотел спросить.
Кристофер сморщил нос. Зрелище вышло презабавное.
- Не получается. Я присматриваю за девчонками. Они не очень ладят с нянями.
Роберту понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что речь идет о младших сестрах Кристофера. Эйлин ведь говорила о троих детях.
- А Нэнси вообще взрослых не любит, - вдохновенно продолжал мальчик. Ногами он болтал все сильнее, и Роберт против воли почувствовал беспокойство. И раздражение на Эйлин - как она могла оставить ребенка одного в незнакомом доме? Впрочем... в незнакомом ли?
- Не любит?
- Неа.
- Даже родителей не любит?
- Не. Родители - это родители, - сказал Кристофер очень наставительно.
Господи, что он делает. Вместо того, чтобы звонить Эйлин, ведет бессмысленные разговоры с ребенком, с которым не должен иметь ничего общего. И тут он вспомнил, что не удосужился взять у Эйлин номер телефона. Думал - не понадобится. Не думал, что она оставит сына одного, в его доме.
- Вот что, дружок, - "Дружок? О, боже". - Поднимайся оттуда. Не знаю, водятся ли у вас дома такие лестницы, но это опасно, вот так сидеть.
Господи, что же делать, если ребенок не захочет? Надо подойти, взять ребенка подмышки и поднять. Только он не сможет.
- О, я не упаду. Я и по деревьям лазаю, и по крышам. И лучше всех плаваю в своем классе. И ни разу еще не падал, ни единого.
- Если ты упадешь отсюда, тебе не понравится. Впрочем, долго мучиться и не придется.
- Да?
- Умрешь минут через десять. Или останешься калекой на всю жизнь. Или сразу свернешь шею. Получится довольно грустная история: он получил в наследство миллиарды и в тот же вечер умер.
- Как в CSI?
- Как в CSI.
На лице Кристофера появилось мечтательное выражение.
- Они повезут меня в морг и начнут резать. Вау.
- Сомневаюсь. Это ведь не убийство, а глупый несчастный случай, и к тому же, чтобы опознать свернутую шею, резать не нужно. Они просто затолкают тебя в холодильник на двое суток.
- А потом? - подозрительно спросил мальчик.
- А потом похоронят.
- И все?
- И все.
Несколько секунд мальчик сидел - правда, уже в пол оборота - и болтал в воздухе правой ногой. Затем резко выдохнул, изрек "Нет. Мне не подходит", и поднялся. Роберт следил за ним, словно за диким зверем. Волчонком, например.
- Разве тебе не пора спать?
Кажется, он только что все испортил, потому что мальчик дернул головой и внезапно побежал. Вниз по лестнице. Роберта охватило раздражение. Он хотел забыть о ребенке и уйти спать, потому что ему-то было явно пора. Он, конечно, не мог. Никаких шансов, что он спокойно уснет, даже если запрется в комнате, как очень сейчас хотелось. Мысль о том, что, по-видимому, обделенный инстинктом самосохранения ребенок носится по его дому в темноте, не даст уснуть. Сам Роберт в одиннадцать лет не был и вполовину таким наглым. Этот же ребенок был обделен многим, например, стеснительностью. Он, похоже, совершенно естественно воспринял и появление биологического отца, и огромного наследства. И что за жуткие фантазии по поводу морга?..
Обреченно вздохнув и прислонив дипломат у перил, Роберт спустился в гостиную.
***
- В сотый раз вам повторяю, дорогая моя профессура, я не понял, что произошло в этом, с позволения сказать, сне. И в сотый раз вас уверяю, никто не понял, - полный человек с растрепанными кудрями умиленно смотрел на "дорогую профессуру". Ему бы еще покачать головой для дополнения образа, но человек похоже знал, где надо останавливаться.
- Я уже не буду напоминать вам, дорогие господа, что присутствовал лишь на самом верхнем уровне и к лимбо даже близко не подъехал. Упал. С моста.
- Долго падали? - безразлично спросил высокий седой господин. До этого, то есть все двадцать три минуты, он молчал.
- Да как обычно. Невесомость, а потом - плюх! Пыщ-пыщ! Везде мокро, дышать сразу нечем, расстегиваешь эти дурацкие ремни дрожащими пальцами... как обычно, словом.
- Понравилось? - осведомился тем же тоном тот же тип.
Допрашиваемый - другое определение подобрать было трудно - задумался. Потом улыбнулся и сказал:
- Да.
- Они нашли друг друга, - пробормотала Гретхен.
Куратор покосился на нее с отстраненным любопытством. Предшествующие двадцать четыре минуты он взирал исключительно на сцену за невидимым стеклом. Гретхен сжала пальцы в кулаки, стараясь не покраснеть. Разумеется, не вышло. На то она и второй курс.
- Что было потом?
- Ничего нового. Все проснулись и разбежались по домам. Кроме Кобба.
- А вот к примеру девушка, которая построила вам макет, не вернулась в свой колледж в Париже.
- Я бы на ее месте тоже не вернулся.
- От чего же? - холодно удивился седой тип.
- Когда тебе девятнадцать, и на тебя обрушивается сумма больше миллиона, колледж уже не кажется таким заманчивым... и таким необходимым. По крайней мере, первые года два.
- Думаете, Ариадна в Лос-Анджелесе? Загорает у бассейна?
Допрашиваемый беспечно пожал плечами.
- Может быть, и загорает, может быть, и у бассейна, может быть, в Лос-Анджелесе.
- Девушка не покидала город по официальным каналам.
- Есть масса способов покинуть город по неофициальным каналам, число которых увеличивается пропорционально сумме на счету.
- Зачем бы девушке так поступать?
- Девушке могли подсказать.
- Или девушка все еще в городе.
- Или девушка все еще в городе.
- С Коббом.
- Почему бы нет.
- Между ними завязалась эмоциональная связь?
Какой неестественный, официозный вопрос, подумала Гретхен.
- Скорее всего, - беспечно ответил допрашиваемый. - Было бы странно, если бы она не завязалась на нижних уровнях.
- На которых вас не было.
- Бинго.
Если в начале седой человек взял инициативу, то теперь она снова была в руках допрашиваемого. Снова - потому что допрос был не первым, об этом Гретхен сообщили сразу.
Куратор слегка кивнул словно самому себе и двинулся в сторону выхода из комнаты наблюдения. Означало, что Гретхен надо идти за ним. Было почти жаль, она послушала и понаблюдала бы еще. Первый раз ее привели в это место, и она знала, что для второго курса это привилегия. К тому же было просто по-человечески интересно. Гретхен впервые видела в живую - правда, через стекло - персону non grata, одного из тех. Бунтовщиков. Которые желали быть "свободными художниками". Один такой художник здорово помог талибам в Афганистане, с тех пор Институт с бунтовщиками был строг. И если кто-то - в данном случае следовало иметь в виду Дома Кобба - находился годами в свободном полете, значит, это было нужно Институту во-первых, и эта личность не несет для Института опасности - во-вторых. Последнее было странным, в особенности по отношению к Дому Коббу, и Гретхен пришла к выводу, что просто многого не знает.
- Что скажешь? - осведомился куратор.
Ясно, это по поводу допроса.
- Попытка профессора сбить объект с толку. Затем еще раз - когда он неуместно называет ту девушку по имени. Полный провал... Если сейчас ничего не изменилось, конечно.
- Не изменилось, как и предыдущие три раза. Почему провал?
- Объект ведет себя беспроигрышно, потому что ему нет необходимости врать. В чем-либо вообще. Он просто соглашается со всеми утверждениями, которые должны вызывать в нем протест. Он откровенно издевается, - так, еще бы поменьше восхищения в голосе. - Я...
Она замолчала.
- Ну-ну? - с интересом спросил куратор.
- Я не понимаю... когда человеку нечего скрывать, зачем столько допрашивать.
- Ему нет смысла скрывать факты. Про того же Дома Кобба мы знаем больше его. И про всю его команду. И про их объект. И про мистера Сайто.
Разумеется, "мистера Сайто" он упомянул не просто так. Гретхен даже удалось не вздрогнуть видимо, да и внутри. Мысль о Сайто приносила лишь положительные эмоции. Все истерики были разыграны и не без сожаления. Ей не хотелось, чтобы Сайто считал ее ветреной истеричкой, которая сама не знает, что хочет. На самом деле Гретхен Руфберг прекрасно знала, что хочет, и это всегда создавало проблемы.
- Смысл допроса в том, чтобы заставить объект думать. Обладая фактами, но пережив в отличие от нас фактический опыт, рассуждения и так называемые домыслы объекта могут оказаться чрезвычайно полезными, не менее полезными, чем факты.
- Понятно, профессор.
Он покосился на нее и хмыкнул.
- Тебе понятно, да? Мне нужно, чтобы ты возобновила с мистером Сайто контакт, как можно скорее. Мистер Сайто сейчас - единственная персона, которому команда Кобба доверяет и к которому команда Кобба обратится за помощью. Уже обратилась, если вспомнить квартиру. Ставить им "хвосты" мы не можем и не будем. Не правительство. Нам необходим свой человек в их компании.
Гретхен резко остановилась, втянув в легкие воздух. Неспешно куратор повернулся к ней и беспечно улыбнулся.
- Да, речь идет, если угодно, о шпионаже.
- Но я... но вы... но почему... но разве...
- Какие непрофессиональные вопросы, студент Гарсия, - пожурил куратор. - Как тебе, кстати, мистер Ченг?
Смена темы и девичья фамилия не давали ни малейшего шанса разобраться хоть в чем-то. Хотя бы уложить всю кипу вопросов в голове.
- Мистер Ченг... профессионал.
- О да, - с чувством ответил куратор. Что этот человек вкладывает в восклицания, понять было решительно невозможно.- Завтра же приступайте. Найдите мистера Сайто.
Куратор прибавил шагу, что означало конец разговора.
- Но я с ним рассталась! Сегодня! - в отчаянии крикнула ему в след Гретхен. Прозвучало жалко даже в собственных ушах.
- Это неважно, - не оборачиваясь ответил куратор.
- Но как я войду в их... компанию?! - о да, ты еще спроси, как я объясню это мужу. - И каковы инструкции?.. И как же учеба? Курсовая?..
Последнее слово прозвучало особенно жалобно. "Ты может быть только что потеряла свой красный диплом, идиотка", - подумала Гретхен.
- Инструкции: наблюдение. Курсовая: теоретические выводы, которые ты, я надеюсь, сделаешь из полевой работы. Про "как проникнуть в их компанию, чтобы ничего не заподозрили", касается только тебя. С завтрашнего дня и до окончания операции Институт с тобой связываться не будет. Удачи.
Она смотрела, как невысокий, склонный к полноте человек средних лет закрывает за собой дверь лекционной аудитории. Значит, правильно пишут в книжках - в момент, когда жизнь человека переворачивается с ног на голову, человек не способен этого в должной мере ощутить. Гретхен стояла посреди коридора на втором этаже третьего корпуса Института в Лос-Анджелесе и чувствовала себя дурой. А еще было нечто вроде предчувствия - жизнь кончена, вот так, ни за что ни про что. Та жизнь, которую она себе давно распланировала, во всяком случае точно кончена. И за что это ей, в самом деле. Не посылают второкурсников на такие задания. То есть никто толком не знал, куда посылают других однокурсников, кроме тебя, но точно не на такое. Гретхен была уверена. "По крайней мере, со мной будет Сайто", - подумала она, и стало чуть легче.
Люди оглядывались на нее. Люди всегда видят человека, который крупно влип. Видят и мгновенно преисполняются нездоровым любопытством. Гретхен вздернула подбородок и устремилась к лифту. Лифты не пользовались популярностью у студентов Института. Во всяком случае, у младшекурсников, а в третьем корпусе обучались именно они. Младшекурсники предпочитали лестницы как лишнюю возможность заняться физкультурой. Выражение про здоровое тело здесь принято было воспринимать буквально и на свой счет. В лифте она по крайней мере побудет в одиночестве. Одиночество было Гретхен необходимо.
Лифт ехал долго, даже погруженная в свои мысли Гретхен с неудовольствием отметила задержку, потом попыталась вспомнить, пользовалась ли она лифтом вообще, а потом лифт приехал и открыл двери. И из дверей показался давешний допрашиваемый, и выражение его лица буквально кричало "я совершаю побег". Гретхен не успела додумать мысль, как рука допрашиваемого схватила ее за запястье и втащила в лифт.
Юсуф улыбнулся, почти сконфуженно.
- Извините, но вам придется проехать со мной, мисс.
Только сейчас она заметила маленький - дамский?! - пистолетик в его второй руке. Надо же, подумала Гретхен. А она ведь и в самом деле решила, что хуже уже не будет.
-
-
18.03.2011 в 15:57-
-
18.03.2011 в 16:36Очень рада.
-
-
19.03.2011 в 15:31Наконец-то ты рассказала, что творится в голове у Кобба
-
-
19.03.2011 в 15:40-
-
19.03.2011 в 16:34-
-
19.03.2011 в 16:55Так что выбрось эту ерунду из головы.
-
-
19.03.2011 в 17:46Это вообще мои загоны, и нести их мне.
А ты не переживай еще и из-аз этого
-
-
19.03.2011 в 17:53