"Лучше молчать и казаться глупым, чем открыть рот и развеять все сомнения" М.Твен
Dreams And Consequences.
Фэндом: Inception.
Пейринг: Сайто/Роберт, Ариадна/Мол, Кобб/Роберт.
Жанр: секс и приключения.
Предупреждение:
1. НЖП.
2. гетеросексуальные связи.
3. дети.
Рейтинг: R.
Дисклеймер: все принадлежат Кристоферу Нолану, кроме Кристофера Фишера.
Саммари: история одного блефа.
Для Лили, которая хотела русскоязычных фанфиков с этими пейрингами.
глава 1Глава 1.
Когда Роберт вышел из здания, где принимал его психоаналитик, доктор Смит, - на улице стоял дивный весенний день. По крайней мере, если верить словам доктора Смита. Спускаясь по ступенькам крыльца, Роберт размышлял о том, почему утверждение, что сегодня "дивный весенний день", должно было поднять ему настроение. Допустим, человек не любит, когда на небе отсутствуют тучи, то что же? Дивный, безоблачный весенний день и ему должен был поднять настроение?..
Сам Роберт тучи не любил, о чем доктор Смит прекрасно знал, они выяснили это еще на первом приеме. В тот день, третьего марта, шел проливной дождь, и Роберт явился в старомодное серое здание, где располагались офисы врачей и юристов, промокший, с поломанным зонтом и слегка дрожащий. Он понимал, что выглядит сейчас, как мечта для психоаналитика.
Еще утром второго марта он не собирался так унижаться. Странные замечания дяди Питера о том, что иметь личного психоаналитика (а затем и психотерапевта) в начале двадцать первого века настолько модно и естественно для любого уважающего себя бизнесмена, что лучше его иметь для галочки, чем позволять людям шептаться по углам, мало помогали.
Это было унизительно. Да, он принял самостоятельное решение впервые в жизни, решение, которое должно было разрушить его жизнь, и ладно бы только его жизнь, да, он просидел всю ночь с субботы на воскресенье в отцовском кабинете, с бутылкой виски и листочком бумаги, разлинованным надвое с подзаголовками "плюсы" и "минусы", - и так ничего и не написал, а лишь выпил бутылку, и выпил бы за ней вторую, если бы дополз до нее... да, это все выглядело печально даже в глазах самого Роберта, и когда он объявил о решении в совете директоров, лучше - на что он так надеялся - ему совсем не стало, а стало невыносимо, стоило взглянуть на лица этих директоров, эти лица Роберт будет видеть в кошмарах до конца дней своих... когда снова сможет спать без снотворного.
Снотворное было единственным, о чем Роберт доктору Смиту не рассказал. Вернее, рассказал, разумеется, что спит со снотворным. Не рассказал почему. Роберт не страдал бессонницей, Роберт боялся видеть сны.
Как и история с тучами и дождем, это тоже началось в день похорон.
По крайней мере, к такому выводу пришел сам Роберт, потому что то, что было между тем, как он забрал тело и собственно похоронами, он плохо помнил. Помнил только, как собрал совет директоров перед тем, как все отправились на кладбище, и объявил им о том, что выставляет на аукцион две трети тех семидесяти процентов акций, которыми теперь обладал.
Помнил их лица. И их молчание, настолько полное, что звенело в ушах.
А потом все это перестало иметь значение, потому что его мир рухнул в воскресенье.
Воскресенье было расписано по часам. Экстренное собрание совета директоров в девять утра, похороны в одиннадцать, обед в час, оглашение завещания в три, ужин в шесть.
На похоронах он стоял над гробом и, стискивая шпаргалку в руке, готовился произнести прощальную речь перед советом директоров. Роберт стоял, стискивал шпаргалку и думал о том, что не хочет, чтобы на его похоронах из близких людей присутствовали только двое, которые затерялись бы в толпе деловых партнеров и подчиненных, которым в свою очередь, в общем-то, наплевать на тебя как на личность, и еще эти вездесущие журналисты, которые всегда напоминали Роберту стервятников и вызывали глухое раздражение...
А потом он увидел Эйлин. Он не сразу ее узнал, Эйлин изменилась. Повисла неловкая пауза, во время которой священник (очередной "друг семьи", разумеется, уважаемый в городе человек) выжидательно смотрел на Роберта, а Роберт вглядывался в молодую женщину в деловом костюме, со всевозрастающим смятением пытаясь разглядеть в ней свою одноклассницу, девчонку в драных джинсах с зелеными волосами и пирсингом в носу, которая в ночь выпускного затащила его в директорский кабинет и лишила девственности прямо на директорском столе.
Эйлин осторожно подошла к ряду пожилых и не очень бизнесменов в строгих костюмах, слегка кивнула Роберту и встала за начальником отдела маркетинга.
Вот тогда все и стало стремительно катиться под откос. Пока Роберт старательно читал речь, сгущались тучи. Тучи сошлись в тот момент (Роберт был в этом абсолютно уверен, он так и рассказывал в последствии доктору Смиту), когда он бросил первый ком земли на крышку гроба. Второй ком следовало бросать дяде Питеру, но к полному остолбенению Роберта, Эйлин крестного опередила. Вокруг зашептались, Эйлин посмотрела в глаза Роберту, а сверху полил дождь. Холодные капли скатились под воротник рубашки, посылая резкий холод по телу, и он почувствовал, словно пробуждается о чего-то неприятного в нечто еще более неприятное.
Неизбежный, неловкий разговор с Эйлин состоялся два часа спустя в отцовском кабинете, где - Роберт точно знал - нет подслушивающих устройств. Они стояли, разделенные столом, и смотрели друг на друга. Роберт не очень понимал, что она здесь делает и как с ней себя вести, а потом его взгляд скользнул по кольцу на ее пальце, которое проглядывало сквозь кружавчатую перчатку, и он пробормотал "Поздравляю".
- Соболезную, - сказала Эйлин в ответ, и они снова замолчали.
- И... давно? - спросил наконец Роберт, глядя в сторону.
- Пять лет, - ответила Эйлин, глядя прямо на него. Не без любопытства, что смутно раздражало. Эйлин любила ставить его в дурацкое положение, говорила "ты такой сексуальный, когда смущаешься". Разумеется, после таких заявлений, он смущался еще больше, он краснел как последний идиот, а она смеялась и целовала его в лоб, а потом... Как давно это было. Словно в другой жизни. И так странно, что он ничего, совсем ничего не чувствует, вспоминая свою первую девушку, ничего, кроме все того же раздражающего непонимания происходящего.
- Ясно... дети?
"Какой глупый, глупый разговор, - думал он мучительно. - Что она вообще здесь делает? На похоронах человека, который заплатил ей десять тысяч, чтобы она сделала аборт его внука, в этом нет никакого смысла".
- Двое.
- Ясно.
Он был рад, что у нее все-таки родились дети. Он испытал облегчение, которое было бы абсолютным, если бы они встретились не при таких условиях. Он слишком долго подавлял в себе чувство вины, слишком много часов просидел в библиотеке за учебниками по гинекологии, в которых подробно и с иллюстрациями разъяснялось, почему у женщины после аборта может не быть детей. Слишком долго уговаривал себя, что это был всего лишь чертов эмбрион, а вовсе не настоящий младенец, которого отец заказал за десять тысяч, Эйлин согласилась, а он позволил ей согласиться, потому что всегда позволял отцу решать за себя, потому что отец, черт возьми, всегда был прав.
Да, это определенно было облегчение, но вопрос, что она здесь делает, все еще стоял.
- Что ты здесь... почему ты решила придти на похороны?
Эйлин внимательно на него посмотрела.
- Ты не рад меня видеть.
- Нет, я...
- Это ничего. Это нормально, Роберт. Мало кто любит неожиданно встречаться с прошлым. Особенно в такой день, когда стресса и так более чем достаточно.
- Спасибо за понимание, - сказал он хрипло. - И все же?.. Эйлин?
Боже, как странно было снова произносить это имя.
Она обежала взглядом комнату.
- Ммм...
- О, боже, Эйлин, - сказал он с хриплым смешком, почувствовав внезапно некоторое облегчение. - Я знаю, когда ты делаешь так, ты собираешься соврать. Не делай этого, пожалуйста.
К его удовольствию, она покраснела.
- И вовсе нет. Скажешь тоже. Я пришла тебя поддержать.
- Вот так внезапно? - хмыкнул Роберт. - После двенадцати лет?
Эйлин устало пожала плечами, словно сдаваясь.
- Почему бы и нет? Я была в городе, прочитала в "Таймс" о похоронах и, повинуясь внезапному порыву, пришла выразить тебе сочувствие. Ты же помнишь, как у меня с внезапными порывами.
- И ничего не изменилось, - сказал он, все еще ухмыляясь.
- Изменилось, но не в этом. К тому же, двенадцать лет обычно бывает достаточно, чтобы раны, так сказать, зажили, и я подумала, что... Роберт...
- Эйлин. Я рад, что ты пришла и действительно рад, что у тебя все сложилось, но зачем, зачем ты бросила ком на могилу моего отца?
Она обняла руками плечи и тяжело вздохнула, смотря в угол.
- Я… Роберт, это не так-то просто сказать, правда. Хотя я продумывала речь, поверишь ли? Не очень помогает.
Эйлин нервно хихикнула.
- Что происходит? – спросил он как можно мягче.
Что бы ни происходило, Роберту это не нравилось.
- После обеда нотариус огласит завещание, - сказала она тихо.
Совсем не нравилось.
- Откуда тебе это известно?
- Роберт, я… мы с твоим отцом решили, что лучше ты узнаешь это от меня прежде чем… прежде чем тебя поставят перед фактом, - она закрыла лицо руками и снова захихикала, отчего у Роберта по спине побежали мурашки. – О боже, это так странно. Я, правда, не знаю, как это можно сказать.
- Вы с моим отцом решили?
Отец и Эйлин решили что-то насчет завещания. Это было не просто глупо, это было невозможно. Но Роберт знал, когда она говорит правду.
Она опустила руки и резко выдохнула.
- Роберт, аборта не было.
За окном уже был настоящий ливень, дождь бил в окна, ветки деревьев царапали стекло на окнах в отцовском кабинете, а мир Роберта Фишера за следующие десять минут рухнул безвозвратно.
Он вышел из кабинета оглушенный, выслушал нотариуса, Эйлин, дядю Питера, их всех. Затем молча вышел из дома, не подумав захватить зонт, и под ливнем пошел напиваться в ближайший бар.
А назавтра с утра, в понедельник третьего марта, бессмысленно борясь с похмельем и пробуждающейся простудой, он вне очереди отправился на прием к психоаналитику. На этот раз зонт он с собой захватил, но от стоянки до серого офисного здания было не так уж и близко, а ветер оказался настолько сильным, что зонт сломался.
Психоаналитика Роберт видел впервые в жизни, это был худощавый плешивый человек лет сорока, в роговых очках и с очень длинными пальцами; и очень нервными – как показалось Роберту.
Роберт вошел в комнату, заметил неизбежное кресло, в котором клиенту полагалось смотреть в потолок и рассуждать о жизни, лег в него и начал говорить. Ему нужно было выговориться, все равно кому, главное, кому-то незнакомому, потому что все знакомые оказались за десять минут предателями. Роберт собирался высказаться, заплатить за прием, взять – если совсем повезет – рецепт на валиум, и никогда больше в этот кабинет не возвращаться.
Однако, проспав со снотворным всю ночь как младенец, он вернулся на следующее же утро, просто потому что встал вопрос: идти созывать совет директоров или с чистой совестью помолчать, уставившись в потолок в месте, где никто не станет его искать. Даже дядя Питер.
Возможно, дело было в том, что тучи разошлись, или в том, что был уже вторник, или в том, что в этот раз Роберт не был пьян и даже не хотел напиться, но сеанс не принес с собой ничего, кроме ощущения потраченного впустую времени.
Однако когда Роберт спустился с крыльца, он уже знал, что делать.
***
Вторник обещал быть замечательным днем для Сайто. Замечательный день начался еще накануне вечером, когда позвонила Гретхен и сказала, что они смогут провести эту ночь вместе, поскольку ее муж где-то в Техасе празднует день рождения своей матери, с которой у Гретхен была вялотекущая "холодная война".
Окрыленный Сайто, который с нетерпением ждал вторника, быстро снял для них уютную квартиру на имя Аяно Ренджи (один звонок, на самом деле) и купил для Гретхен огромный букет хризантем. Он даже лично отправился в путешествие по цветочным магазинам. Затем они наконец встретились и провели таки прекрасную ночь в прекрасной незнакомой обстановке новой квартиры. Единственное, что омрачило это время для Сайто - спустило его ненадолго на землю - был обязательный звонок на Паркер Лейн. Звонок этот совершался всего лишь третий раз в жизни, но уже становился чем-то обыденным. Сайто звонил на квартиру, купленную им для Докминика Кобба и спрашивал Ариадну: "Как чувствует себя наш общий друг?". В сущности, звонок этот был наредкость бессмысленнен, потому что случить с Коббом хоть какие-нибудь изменения, Ариадна - или скорее всего, этот пунктуальный мальчик Артур - позвонили бы ему сами.
Сайто в эти дни в Лос-Анджелесе торопился жить. Он жил, вдыхал ароматы, целовал Гретхен как в первый раз, вел переговоры на слишком восторженных тонах и очень много гулял пешком по улицам. Сайто нравилось ощущать себя молодым и сильным.
Представитель Роберта Фишера позвонил ему в субботу с утра на личный мобильный, когда Сайто совершал утреннюю пробежку. Представитель Роберта Фишера спрашивал, интересует ли все еще Proclus Global покупка акций Fischer Morrow. Сайто едва не упал, но успел выдохнуть "конечно, интересует", после чего ему пообещали, что Роберт Фишер будет рад встрече в "Астории" во вторник за неформальным обедом. С тех пор жизнь Сайто превратилась в едва выносимое ожидание вторника.
И вот вторник наступил.
Стояло удивительно ясное утро, переходящее в день, Сайто любовался видом из окна, лежа на животе в постели, обняв руками подушку, и размышлял, какой костюм ему надеть на встречу с Робертом Фишером. Сзади слышался плеск воды - Гретхен принимала душ. Сайто решил остановиться на черном костюме, фиолетовом галстуке и темно-синей рубашке, когда зазвонил телефон.
- Да? - спросил он трубку, будучи уверенным в том, что это консьерж.
- Я знаю, что ты спишь с моей женой, ублюдок.
Пальцы с такой силой сжали трубку, что побелели.
- Простите? - сказал он как можно убедительнее.
- Мне повторить? Я знаю, что ты спишь с моей женой, ублюдок. Я знаю, где ты спишь с моей женой, ублюдок. Впрочем, это очевидно, не так ли? - в трубке послышался смешок.
- В таком случае, вы, вероятно, имеете представление, с кем разговариваете, херр Руфберг, - сказал Сайто холодно.
Гретхен в душе начала что-то напевать.
- Имею, - еще один смешок. - Ты ходячий денежный мешок из страны восходящего солнца.
Сайто прикрыл глаза.
- Вы действительно хотите денег, херр Руфберг? Я правильно вас понял?
- А вы не такая уж безнадежно тупая нация, какой кажетесь. По крайней мере, отдельные ее представители.
- Отдельный представитель немецкой нации видится мне не самым далеким экземпляром, - Сайто привстал на одной ноге с постели, стараясь производить как можно меньше шума. - С какой стати мне давать вам денег? Обманутый муж здесь вы.
- О, но моя жена от меня не уйдет. И если я брошу ей в ее лживое личико те очаровательные фотографии, которыми обладаю, она больше никогда с тобой трахаться не станет. С кем-нибудь другим - возможно. Но сильно потом и уже не с тобой. Видишь ли, милая Гретхен никогда меня не бросит, а мне всего-то и стоит, что поставить ей ультиматум.
Сайто стоял посреди комнаты и удивлялся, как такой многообещающий день мог испортиться прямо с утра. Это было просто нечестно, и ему необходимо собрать себя для встречи с Фишером-младшим.
- Я вижу, вы чертовски в себе уверены, - сказал Сайто уже леденым тоном. - И что вас больше волнуют деньги, чем благосостояние супруги. Знаете, как у меня на родине называют джентельменов вроде вас, херр Руфберг?
- Мне это не интересно, мистер самурай, - наглый хмык, последовавший за этим утверждением, грозил вывести Сайто из себя, так что ему снова пришлось напомнить себе, что сегодня вторник, и если муж не любит Гретхен, то у Гретхен есть он, Сайто.
- Сколько вам надо, чтобы вы закрыли эту тему навсегда?
Еще один смешок.
- Не так быстро.
- Вы абсолютно уверены в том, что ставить мне сейчас условия - это хорошая идея, херр Руфберг? - мягко спросил Сайто.
- Что вы, какие условия, херр самурай. Я всего лишь прошу о встрече. Это не телефонный разговор, я надеюсь, вы понимаете.
- Я очень занятой человек, херр Руфберг.
- Милый, ты с кем-то разговариваешь? - раздался голос Гретхен из ванны.
Только сейчас Сайто заметил, что шума воды больше не слышно.
- Это по работе, Гретхен.
- Ааа. Когда же ты отдохнешь. Эта работа выжимает из тебя все соки, милый, но ничего. Сейчас я сделаю тебе массаж, и ты забудешь гадких бизнесменов.
В трубке послышался очередной смешок, довольно мерзкий по мнению Сайто. Еще по мнению Сайто любящий супруг должен был реагировать на обмен любезностями жены и любовника как угодно, но не мерзкими смешками. Желание прикончить этого типа стало очень соблазнительным. Но было еще что-то, вероятно его хваленая интуиция, та самая, что вывела Proclus Global в свое время в энергетические монстры, но чем бы ни являлось это чувство, оно толкало Сайто к личной встрече.
Если он сейчас возьмет инициативу и назначит удобное для себя время, он успеет как следует подготовиться. Прежде всего, необходим человек, который за несколько часов сможет достать всю возможную информацию о Йорге Руфберге. Человек, которому Сайто мог абсолютно довериться.
Он улыбнулся, подумав о Паркер Лейн.
***
Ариадна проснулась от того, что в глаза светило солнце. После недели дождей хорошая погода была сюрпризом, и девушка, потянувшись, выбралась из большого кресла – которое в воскресенье назад привез на грузовике Имс – и подошла к окну.
Опершись на стекло ладонями, она смотрела, как внизу ездят машины, а люди спешат куда-то, куда спешат люди по утрам.
- Смотри, Дом, вот и солнце показалось, - пробормотала Ариадна. Она звала Кобба по имени со вчерашнего обеда. То есть когда Ариадна, сидя в своем новом кресле, ела салат из капусты и отварной говядины под «Доктора Хауса», а Кобб как обычно лежал пластом на кровати рядом. Было даже не время его внутривенного обеда, Кобб просто лежал, а Ариадна говорила ему о том, что думает о Джеймсе Уилсоне и его пристрастиях к сомнительным бракам.
Она уже второй день не пыталась достучаться до его сознания. Она не могла признаться Артуру, но было страшно. Страшно не то, что можно не выбраться из лимбо, Ариадна не была уверена в том, что вообще добралась до лимбо, страшной была тишина, которая царила в сознании Кобба, и темнота. Это была особая темнота, ее нельзя было увидеть, нечего было видеть. В голове Кобба Ариадна не могла видеть себя. В последний раз Ариадне показалось, что она не могла себя ощутить. Если до этого ей казалось, что она – одинокая мысль в пустом и статичном пространстве, которая борется за выживание, то в последний раз она не была уверена в собственном существовании и в том, что такое существование вообще. Означало ли это, что мозг Кобба умирал? Если верить «уважаемому специалисту», которого привел Майлс на деньги Сайто, мозг Кобба был абсолютно здоров и умирать не собирался. «Уважаемый специалист», который, разумеется, ничего не знал ни о профессии извлекателя, ни о том, какие веселые последствия могут у нее быть, объяснил кому «психологическими причинами».
По крайней мере, они теперь знали, что Кобб здоров, и что если его регулярно кормить и нанять профессиональную сиделку, он будет жить.
Как растение.
Ариадна вспоминала последний час полета как мерзкую, тянущуюся нервотрепку, вроде той, когда ты ждешь и ждешь оценку за выпускной экзамен. Кобб и Сайто спали, Фишер смотрел в окно, потирая пальцами место на левой руке, где находились следы от иглы, а Юсуф, Артур, Имс и Ариадна из последних сил делали вид, будто незнакомы друг с другом, и судьба двух валяющихся в своих креслах в бессознательном состоянии джентльменов, их вовсе не интересует. Что они скажут Фишеру, если тот про указанных джентльменов спросит, Ариадна не представляла. Фишер вполне мог заинтересоваться Коббом, они ведь разговаривали. Фишер мог узнать Сайто, он ведь видел того мельком на деловых встречах. Наконец, Фишер мог вспомнить, что только что видел их всех во сне, это был один из первых вопросов, которыми Ариадна засыпала Кобба при подготовке к операции. И Кобб тогда однозначно сказал, что они должны сделать все, чтобы Фишер-младший не обратил на них внимание в последние минуты полета. А это должны были быть минуты, совсем не чертов час!
Но Ариадна очень быстро открыла для себя, что вести себя незаметно, когда ты дико нервничаешь, крайне затруднительно. Она сжимала тотем с такой силой, что, казалось, сломает пальцы.
Но Фишер продолжал неотрывно смотреть в окно и каким-то чудом не замечал следы уколов, потирая руку. Потом самолет приземлился, бледный задумчивый Фишер сошел с трапа (медленно, так медленно, что они из последних сил старались не провожать его нетерпеливыми взглядами), - и все трое кинулись к Коббу. Бесполезно. Тогда они кинулись к Сайто, тоже безрезультатно. Имс и Артур только успели начать изощряться во взаимных обвинениях, как салон в течение нескольких мгновений буквально наполнили японцы. Оказалось, что никто из вошедших не говорит по-английски. Оказалось, что все вошедшие однако настроены винить в бессознательном состоянии их босса команду извлекателей и – к удовольствию Артура - лично Имса. Оказалось, что никто их из самолета выпускать не собирается. К Ариадне подошла несчастная стюардесса и, мелко дрожа, спросила, расстреляют ли «якудза» их сразу или сперва намерены пытать. Ариадна собиралась посоветовать стюардессе принять успокоительное, когда очнулся Сайто.
Они ждали, что Кобб очнется тоже. Они долго этого ждали. Они завалили Сайто вопросами, и хотя тот несколько десятилетий находился в лимбо, он вполне внятно ответил, что Кобб выстрелил себе в висок, затем Сайто последовал его примеру, и очнулся.
Почему не очнулся Кобб, никто не понял.
Но Ариадна была уверена, что дело в Мол, до сих пор. Это не имеет никакого смысла, утверждал Артур, расхаживая из угла в угол. Кобб получил свой катарсис, принял решение, нашел Сайто и собирался выходить. И Сайто утверждал, что за все свои годы в лимбо «ничего похожего на Мол» не видел, и когда Кобб явился – Мол за ним не пришла. Кобб перешагнул через это, утверждал Артур. Ариадна и сама знала, что Кобб с Мол покончил.
Ариадна не верила, что Мол покончила с Коббом.
Проблема была в том, что у нее не было не то, что никаких доказательств, у нее не было никаких внятных объяснений. Ариадна не была профессиональным извлекателем, она впервые в жизни «участвовала в деле», и не знала, что случается с проекциями, когда сознание перестает в них нуждаться. Но спросить об этом она почему-то стеснялась, да и все равно, ее вылазки в голову Кобба ничего не дали, кроме нелепого страха темноты и тишины.
В дверь забарабанили.
- Открыто, Имс, - устало сказала она, смотря в окно на проезжающие машины.
Имс вошел в квартиру с пакетами еды в обоих руках, и шурша, прошел прямиком на кухню.
- Я смотрю, мистер Я-Всегда-Все-Делаю-Вовремя еще не соизволил явиться к обеду?
Ариадна зевнула и улыбнулась. Ей не в первый раз пришло в голову, что они с этой квартирой и дежурствами стали больше походить на слегка сумасшедшую семью, чем на бригаду бесплатных сиделок, как окрестил их Имс.
- Обед еще не начался, Имс, к тому же Артур обещал купить по дороге брют.
- И тебе цветы, - добавил Имс, входя в комнату с ананасом в руке и ухмылкой на лице.
- Когда тебе только надоест, - пробормотала Ариадна, пряча улыбку.
- Когда вы перестанете так увлекательно реагировать, разумеется. Как босс?
Она отвернулась от окна.
- Как видишь.
- Стало быть, хреново. Я…
Имс не успел договорить, как распахнулась входная дверь, и в комнату буквально влетел запыхавшийся Артур.
- Ха. Цветочки. Что и требовалось доказать, - заявил Имс. - Пупсик, ты даже букет девушке не способен подарить сюрпризом. Знаешь, с этим пора что-то делать.
Ариадна в изумлении смотрела на огромный букет белых роз в руке Артура. Неужели Имс был прав? Нет, Артур, конечно, был очень привлекательный, но такой… предсказуемый. Обязательный. Правильный. Скучный. Такой похожий на нее саму, что Ариадна просто не могла воспринимать его иначе, чем брата, то ли младшего, то ли старшего, в зависимости от обстоятельств, вот Имс с другой стороны…
- О чем этот тип глаголет? - поинтересовался Артур у Ариадны.
- Подозреваю, о чем-то глубокомысленном, - задумчиво ответила она.
- Эй! - возмутился Имс. - Кто над кем подтрунивает? Не ломайте человеку кайф, вы двое.
Он был сейчас похож на нахохлившегося воробья, и Ариадна мысленно вынуждена была признать, что если они теперь семья, то и этого типа она воспринимает исключительно как брата. По-своему, но Имс тоже был предсказуем.
В этом была ее проблема, которая снижала наличие так называемой личной жизни до минимума. Люди были такими одинаковыми. Она так и заявила своему последнему бойфренду. Бойфренд был байкером и очень обиделся. Не то, чтобы ей было его жаль. Том быстро забудет о ней, они и сошлись-то только за поисками новых ощущений. У него никогда не было зубрилки с архитектурного, а она хотела "чего-то необузданного и нестандартного" (это она тоже ему потом сказала). В результате он убедился, что зубрилки с архитектурного не отличаются от простых смертных, когда дело доходит до секса на заднем сидении украденного джипа, а она с тоской вынуждена была признать, что "необузданное" и "нестандартное" - вовсе не синонимы.
- Цветы для Дома, - сказал Артур, не пытаясь скрыть довольную ухмылку. - От Майлса и детей.
Под прищуренным взглядом Имса он прошел на кухню.
- Но, Ариадна, тебе стоит только намекнуть.., - донесся голос Артура с кухни. - Тут дело, конечно, в том, насколько ты хочешь обрадовать нашего имитатора, который с горя, по-видимому, решил переквалифицироваться в свахи...
- Не до такой же степени, чтобы разорять тебя на розах, - хмыкнула Ариадна.
- Мне повторить, что двое на одного - это как бы не совсем честно? - пробормотал Имс. - И если уж зашла об этом речь. Имитатор сработал лучше вас всех. Да что там! Единственный, кто не слажал.
Ариадна открыла рот, чтобы ответить, и тут Артур вернулся из кухни. Он поставил вазу с розами на тумбочку возле кровати с Коббом и повернулся к Имсу и Ариадне.
- Боже, - сказал Имс тихо. - Я знаю это выражение лица смертника перед гильотиной. Для окружающих оно как правило означает "Вам скучно жилось? Больше не будет".
- Артур? - обеспокоенно спросила Ариадна. Выражение его лица действительно было мрачно-обеспокоенным, что обычно действительно означало неприятности.
- Институт требует себе Кобба.
По-видимому, эта новость означала неприятности в особенно крупных масштабах, потому что Имс выдал то, что называется "трехэтажное матерное выражение". Арутр даже приподнял бровь, даже с нескрываемым уважением.
- Что за институт? - быстро спросила Ариадна, тут же не без чувства вины вспомнив о колледже, который она теперь нещадно прогуливала, хотя официально это называлось "индивидуальный график обучения", спасибо Майлсу, разумеется.
- Не институт, а Институт, - буркнул Имс. - Дорогая alma mater, где готовят извлекателей и тому подобных нестандартно действующих психологов.
- Правда? У вас есть Институт? Но я думала... А почему же Майлс?.. И почему Кобб?.. И почему...
- Мы все тебе объясним, Ариадна, правда, но сейчас надо срочно что-то придумать, - быстро проговорил Артур. - Спрятать Кобба.
- Срочно? Срочно? - возмутилась она. - Тебе напомнить, что ты сначала поставил цветочки в вазу, а потом уже соизволил...
- Господа и дамы, без паники. Рассуждаем конструктивно. Спрятать тело не проблема. Спрятать живое тело уже сложнее, но ненамного, - заявил Имс. - Засада в том, что нам придется лечь на дно самим. А это значит что? Это значит никакой работы в ближайшей перспективе.
- Тебе мало денег за предыдущую? Неужто уже все проиграл? - осведомился насмешливо Артур.
- О, пупсик. Сколько же раз я просто умолял тебя не судить людей по себе - это ограничивает мировоззрение, в твоем случае и без того, прямо скажем, не самое широкое. Если ты работаешь на этой работе из-за денег...
- Имс! Артур! Брейк! - Ариадна встала между ними и нетерпеливо замахала рукой. Право же, даже если у них не было времени на необходимые объяснения, на пустопорожние перепалки у них время находилось в любой ситуации, и хоть Ариадна допускала, что этот балансирующий на грани рукоприкладства обмен любезностями был необходим, возможно, чтобы снять стресс, сам факт начинал ее порядком раздражать. - Я уже говорила, что со стороны вы выглядите словно двадцать лет женаты?
Это, по крайней мере, заставило их замолчать.
- Вы все еще должны мне все объяснить, - начала она напряженно. - Потому что, я в любом случае с вами, но я должна знать во что именно я с вами вляпалась, это во-первых. А во-вторых...
- Ты в любом случае с нами, детка, потому что если я хоть что-то помню про Институт, ты еще на свободе исключительно лишь потому, что прогуливаешь лекции и не с подружками, а заграницей, - обыденно заявил Имс.
- И если я хоть что-то помню про Майлса, он это предвидел еще когда мы парили в небесах, - добавил Артур.
- ... А, во-вторых, Артур должен объяснить, с чего он взял, что этому вашему Институту нужен Кобб, они что лично сказали? Почему же ты тогда еще на свободе, а они еще не проследили за тобой до Паркер Лейн? - резко спросила Ариадна.
- Кстати, хороший вопрос, - заметил Имс.
- Они взяли Юсуфа, - просто объяснил Артур, глядя ему в глаза. - Я узнал об этом.
- Боже, - сказала Ариадна.
- Черт, - сказал Имс.
- Да, - сказал Артур.
Они не сговариваясь, молча посмотрели на Кобба, каждый где-то в глубине надеясь, что тот проснется и скажет, что делать. Кобб, в конце концов, привык существовать в бегах, у Кобба был опыт.
Кобб спал.
Они посмотрели друг на друга.
- Н-да, - высказал общую мысль Имс.
- Я думаю.., - начала было осторожно Ариадна, и тут зазвонил телефон.
Это был особенный телефон, по которому лишь один человек звонил раз в день.
Ариадна почувствовала, как облегченная улыбка появляется на лице сама собой и увидела ее отражение на лицах остальных.
- Вы думаете о том же, о чем и я?
__________
В голове это было PWP. Как оказалось, я не умею писать PWP.
Фэндом: Inception.
Пейринг: Сайто/Роберт, Ариадна/Мол, Кобб/Роберт.
Жанр: секс и приключения.
Предупреждение:
1. НЖП.
2. гетеросексуальные связи.
3. дети.
Рейтинг: R.
Дисклеймер: все принадлежат Кристоферу Нолану, кроме Кристофера Фишера.
Саммари: история одного блефа.
Для Лили, которая хотела русскоязычных фанфиков с этими пейрингами.
глава 1Глава 1.
Когда Роберт вышел из здания, где принимал его психоаналитик, доктор Смит, - на улице стоял дивный весенний день. По крайней мере, если верить словам доктора Смита. Спускаясь по ступенькам крыльца, Роберт размышлял о том, почему утверждение, что сегодня "дивный весенний день", должно было поднять ему настроение. Допустим, человек не любит, когда на небе отсутствуют тучи, то что же? Дивный, безоблачный весенний день и ему должен был поднять настроение?..
Сам Роберт тучи не любил, о чем доктор Смит прекрасно знал, они выяснили это еще на первом приеме. В тот день, третьего марта, шел проливной дождь, и Роберт явился в старомодное серое здание, где располагались офисы врачей и юристов, промокший, с поломанным зонтом и слегка дрожащий. Он понимал, что выглядит сейчас, как мечта для психоаналитика.
Еще утром второго марта он не собирался так унижаться. Странные замечания дяди Питера о том, что иметь личного психоаналитика (а затем и психотерапевта) в начале двадцать первого века настолько модно и естественно для любого уважающего себя бизнесмена, что лучше его иметь для галочки, чем позволять людям шептаться по углам, мало помогали.
Это было унизительно. Да, он принял самостоятельное решение впервые в жизни, решение, которое должно было разрушить его жизнь, и ладно бы только его жизнь, да, он просидел всю ночь с субботы на воскресенье в отцовском кабинете, с бутылкой виски и листочком бумаги, разлинованным надвое с подзаголовками "плюсы" и "минусы", - и так ничего и не написал, а лишь выпил бутылку, и выпил бы за ней вторую, если бы дополз до нее... да, это все выглядело печально даже в глазах самого Роберта, и когда он объявил о решении в совете директоров, лучше - на что он так надеялся - ему совсем не стало, а стало невыносимо, стоило взглянуть на лица этих директоров, эти лица Роберт будет видеть в кошмарах до конца дней своих... когда снова сможет спать без снотворного.
Снотворное было единственным, о чем Роберт доктору Смиту не рассказал. Вернее, рассказал, разумеется, что спит со снотворным. Не рассказал почему. Роберт не страдал бессонницей, Роберт боялся видеть сны.
Как и история с тучами и дождем, это тоже началось в день похорон.
По крайней мере, к такому выводу пришел сам Роберт, потому что то, что было между тем, как он забрал тело и собственно похоронами, он плохо помнил. Помнил только, как собрал совет директоров перед тем, как все отправились на кладбище, и объявил им о том, что выставляет на аукцион две трети тех семидесяти процентов акций, которыми теперь обладал.
Помнил их лица. И их молчание, настолько полное, что звенело в ушах.
А потом все это перестало иметь значение, потому что его мир рухнул в воскресенье.
Воскресенье было расписано по часам. Экстренное собрание совета директоров в девять утра, похороны в одиннадцать, обед в час, оглашение завещания в три, ужин в шесть.
На похоронах он стоял над гробом и, стискивая шпаргалку в руке, готовился произнести прощальную речь перед советом директоров. Роберт стоял, стискивал шпаргалку и думал о том, что не хочет, чтобы на его похоронах из близких людей присутствовали только двое, которые затерялись бы в толпе деловых партнеров и подчиненных, которым в свою очередь, в общем-то, наплевать на тебя как на личность, и еще эти вездесущие журналисты, которые всегда напоминали Роберту стервятников и вызывали глухое раздражение...
А потом он увидел Эйлин. Он не сразу ее узнал, Эйлин изменилась. Повисла неловкая пауза, во время которой священник (очередной "друг семьи", разумеется, уважаемый в городе человек) выжидательно смотрел на Роберта, а Роберт вглядывался в молодую женщину в деловом костюме, со всевозрастающим смятением пытаясь разглядеть в ней свою одноклассницу, девчонку в драных джинсах с зелеными волосами и пирсингом в носу, которая в ночь выпускного затащила его в директорский кабинет и лишила девственности прямо на директорском столе.
Эйлин осторожно подошла к ряду пожилых и не очень бизнесменов в строгих костюмах, слегка кивнула Роберту и встала за начальником отдела маркетинга.
Вот тогда все и стало стремительно катиться под откос. Пока Роберт старательно читал речь, сгущались тучи. Тучи сошлись в тот момент (Роберт был в этом абсолютно уверен, он так и рассказывал в последствии доктору Смиту), когда он бросил первый ком земли на крышку гроба. Второй ком следовало бросать дяде Питеру, но к полному остолбенению Роберта, Эйлин крестного опередила. Вокруг зашептались, Эйлин посмотрела в глаза Роберту, а сверху полил дождь. Холодные капли скатились под воротник рубашки, посылая резкий холод по телу, и он почувствовал, словно пробуждается о чего-то неприятного в нечто еще более неприятное.
Неизбежный, неловкий разговор с Эйлин состоялся два часа спустя в отцовском кабинете, где - Роберт точно знал - нет подслушивающих устройств. Они стояли, разделенные столом, и смотрели друг на друга. Роберт не очень понимал, что она здесь делает и как с ней себя вести, а потом его взгляд скользнул по кольцу на ее пальце, которое проглядывало сквозь кружавчатую перчатку, и он пробормотал "Поздравляю".
- Соболезную, - сказала Эйлин в ответ, и они снова замолчали.
- И... давно? - спросил наконец Роберт, глядя в сторону.
- Пять лет, - ответила Эйлин, глядя прямо на него. Не без любопытства, что смутно раздражало. Эйлин любила ставить его в дурацкое положение, говорила "ты такой сексуальный, когда смущаешься". Разумеется, после таких заявлений, он смущался еще больше, он краснел как последний идиот, а она смеялась и целовала его в лоб, а потом... Как давно это было. Словно в другой жизни. И так странно, что он ничего, совсем ничего не чувствует, вспоминая свою первую девушку, ничего, кроме все того же раздражающего непонимания происходящего.
- Ясно... дети?
"Какой глупый, глупый разговор, - думал он мучительно. - Что она вообще здесь делает? На похоронах человека, который заплатил ей десять тысяч, чтобы она сделала аборт его внука, в этом нет никакого смысла".
- Двое.
- Ясно.
Он был рад, что у нее все-таки родились дети. Он испытал облегчение, которое было бы абсолютным, если бы они встретились не при таких условиях. Он слишком долго подавлял в себе чувство вины, слишком много часов просидел в библиотеке за учебниками по гинекологии, в которых подробно и с иллюстрациями разъяснялось, почему у женщины после аборта может не быть детей. Слишком долго уговаривал себя, что это был всего лишь чертов эмбрион, а вовсе не настоящий младенец, которого отец заказал за десять тысяч, Эйлин согласилась, а он позволил ей согласиться, потому что всегда позволял отцу решать за себя, потому что отец, черт возьми, всегда был прав.
Да, это определенно было облегчение, но вопрос, что она здесь делает, все еще стоял.
- Что ты здесь... почему ты решила придти на похороны?
Эйлин внимательно на него посмотрела.
- Ты не рад меня видеть.
- Нет, я...
- Это ничего. Это нормально, Роберт. Мало кто любит неожиданно встречаться с прошлым. Особенно в такой день, когда стресса и так более чем достаточно.
- Спасибо за понимание, - сказал он хрипло. - И все же?.. Эйлин?
Боже, как странно было снова произносить это имя.
Она обежала взглядом комнату.
- Ммм...
- О, боже, Эйлин, - сказал он с хриплым смешком, почувствовав внезапно некоторое облегчение. - Я знаю, когда ты делаешь так, ты собираешься соврать. Не делай этого, пожалуйста.
К его удовольствию, она покраснела.
- И вовсе нет. Скажешь тоже. Я пришла тебя поддержать.
- Вот так внезапно? - хмыкнул Роберт. - После двенадцати лет?
Эйлин устало пожала плечами, словно сдаваясь.
- Почему бы и нет? Я была в городе, прочитала в "Таймс" о похоронах и, повинуясь внезапному порыву, пришла выразить тебе сочувствие. Ты же помнишь, как у меня с внезапными порывами.
- И ничего не изменилось, - сказал он, все еще ухмыляясь.
- Изменилось, но не в этом. К тому же, двенадцать лет обычно бывает достаточно, чтобы раны, так сказать, зажили, и я подумала, что... Роберт...
- Эйлин. Я рад, что ты пришла и действительно рад, что у тебя все сложилось, но зачем, зачем ты бросила ком на могилу моего отца?
Она обняла руками плечи и тяжело вздохнула, смотря в угол.
- Я… Роберт, это не так-то просто сказать, правда. Хотя я продумывала речь, поверишь ли? Не очень помогает.
Эйлин нервно хихикнула.
- Что происходит? – спросил он как можно мягче.
Что бы ни происходило, Роберту это не нравилось.
- После обеда нотариус огласит завещание, - сказала она тихо.
Совсем не нравилось.
- Откуда тебе это известно?
- Роберт, я… мы с твоим отцом решили, что лучше ты узнаешь это от меня прежде чем… прежде чем тебя поставят перед фактом, - она закрыла лицо руками и снова захихикала, отчего у Роберта по спине побежали мурашки. – О боже, это так странно. Я, правда, не знаю, как это можно сказать.
- Вы с моим отцом решили?
Отец и Эйлин решили что-то насчет завещания. Это было не просто глупо, это было невозможно. Но Роберт знал, когда она говорит правду.
Она опустила руки и резко выдохнула.
- Роберт, аборта не было.
За окном уже был настоящий ливень, дождь бил в окна, ветки деревьев царапали стекло на окнах в отцовском кабинете, а мир Роберта Фишера за следующие десять минут рухнул безвозвратно.
Он вышел из кабинета оглушенный, выслушал нотариуса, Эйлин, дядю Питера, их всех. Затем молча вышел из дома, не подумав захватить зонт, и под ливнем пошел напиваться в ближайший бар.
А назавтра с утра, в понедельник третьего марта, бессмысленно борясь с похмельем и пробуждающейся простудой, он вне очереди отправился на прием к психоаналитику. На этот раз зонт он с собой захватил, но от стоянки до серого офисного здания было не так уж и близко, а ветер оказался настолько сильным, что зонт сломался.
Психоаналитика Роберт видел впервые в жизни, это был худощавый плешивый человек лет сорока, в роговых очках и с очень длинными пальцами; и очень нервными – как показалось Роберту.
Роберт вошел в комнату, заметил неизбежное кресло, в котором клиенту полагалось смотреть в потолок и рассуждать о жизни, лег в него и начал говорить. Ему нужно было выговориться, все равно кому, главное, кому-то незнакомому, потому что все знакомые оказались за десять минут предателями. Роберт собирался высказаться, заплатить за прием, взять – если совсем повезет – рецепт на валиум, и никогда больше в этот кабинет не возвращаться.
Однако, проспав со снотворным всю ночь как младенец, он вернулся на следующее же утро, просто потому что встал вопрос: идти созывать совет директоров или с чистой совестью помолчать, уставившись в потолок в месте, где никто не станет его искать. Даже дядя Питер.
Возможно, дело было в том, что тучи разошлись, или в том, что был уже вторник, или в том, что в этот раз Роберт не был пьян и даже не хотел напиться, но сеанс не принес с собой ничего, кроме ощущения потраченного впустую времени.
Однако когда Роберт спустился с крыльца, он уже знал, что делать.
***
Вторник обещал быть замечательным днем для Сайто. Замечательный день начался еще накануне вечером, когда позвонила Гретхен и сказала, что они смогут провести эту ночь вместе, поскольку ее муж где-то в Техасе празднует день рождения своей матери, с которой у Гретхен была вялотекущая "холодная война".
Окрыленный Сайто, который с нетерпением ждал вторника, быстро снял для них уютную квартиру на имя Аяно Ренджи (один звонок, на самом деле) и купил для Гретхен огромный букет хризантем. Он даже лично отправился в путешествие по цветочным магазинам. Затем они наконец встретились и провели таки прекрасную ночь в прекрасной незнакомой обстановке новой квартиры. Единственное, что омрачило это время для Сайто - спустило его ненадолго на землю - был обязательный звонок на Паркер Лейн. Звонок этот совершался всего лишь третий раз в жизни, но уже становился чем-то обыденным. Сайто звонил на квартиру, купленную им для Докминика Кобба и спрашивал Ариадну: "Как чувствует себя наш общий друг?". В сущности, звонок этот был наредкость бессмысленнен, потому что случить с Коббом хоть какие-нибудь изменения, Ариадна - или скорее всего, этот пунктуальный мальчик Артур - позвонили бы ему сами.
Сайто в эти дни в Лос-Анджелесе торопился жить. Он жил, вдыхал ароматы, целовал Гретхен как в первый раз, вел переговоры на слишком восторженных тонах и очень много гулял пешком по улицам. Сайто нравилось ощущать себя молодым и сильным.
Представитель Роберта Фишера позвонил ему в субботу с утра на личный мобильный, когда Сайто совершал утреннюю пробежку. Представитель Роберта Фишера спрашивал, интересует ли все еще Proclus Global покупка акций Fischer Morrow. Сайто едва не упал, но успел выдохнуть "конечно, интересует", после чего ему пообещали, что Роберт Фишер будет рад встрече в "Астории" во вторник за неформальным обедом. С тех пор жизнь Сайто превратилась в едва выносимое ожидание вторника.
И вот вторник наступил.
Стояло удивительно ясное утро, переходящее в день, Сайто любовался видом из окна, лежа на животе в постели, обняв руками подушку, и размышлял, какой костюм ему надеть на встречу с Робертом Фишером. Сзади слышался плеск воды - Гретхен принимала душ. Сайто решил остановиться на черном костюме, фиолетовом галстуке и темно-синей рубашке, когда зазвонил телефон.
- Да? - спросил он трубку, будучи уверенным в том, что это консьерж.
- Я знаю, что ты спишь с моей женой, ублюдок.
Пальцы с такой силой сжали трубку, что побелели.
- Простите? - сказал он как можно убедительнее.
- Мне повторить? Я знаю, что ты спишь с моей женой, ублюдок. Я знаю, где ты спишь с моей женой, ублюдок. Впрочем, это очевидно, не так ли? - в трубке послышался смешок.
- В таком случае, вы, вероятно, имеете представление, с кем разговариваете, херр Руфберг, - сказал Сайто холодно.
Гретхен в душе начала что-то напевать.
- Имею, - еще один смешок. - Ты ходячий денежный мешок из страны восходящего солнца.
Сайто прикрыл глаза.
- Вы действительно хотите денег, херр Руфберг? Я правильно вас понял?
- А вы не такая уж безнадежно тупая нация, какой кажетесь. По крайней мере, отдельные ее представители.
- Отдельный представитель немецкой нации видится мне не самым далеким экземпляром, - Сайто привстал на одной ноге с постели, стараясь производить как можно меньше шума. - С какой стати мне давать вам денег? Обманутый муж здесь вы.
- О, но моя жена от меня не уйдет. И если я брошу ей в ее лживое личико те очаровательные фотографии, которыми обладаю, она больше никогда с тобой трахаться не станет. С кем-нибудь другим - возможно. Но сильно потом и уже не с тобой. Видишь ли, милая Гретхен никогда меня не бросит, а мне всего-то и стоит, что поставить ей ультиматум.
Сайто стоял посреди комнаты и удивлялся, как такой многообещающий день мог испортиться прямо с утра. Это было просто нечестно, и ему необходимо собрать себя для встречи с Фишером-младшим.
- Я вижу, вы чертовски в себе уверены, - сказал Сайто уже леденым тоном. - И что вас больше волнуют деньги, чем благосостояние супруги. Знаете, как у меня на родине называют джентельменов вроде вас, херр Руфберг?
- Мне это не интересно, мистер самурай, - наглый хмык, последовавший за этим утверждением, грозил вывести Сайто из себя, так что ему снова пришлось напомнить себе, что сегодня вторник, и если муж не любит Гретхен, то у Гретхен есть он, Сайто.
- Сколько вам надо, чтобы вы закрыли эту тему навсегда?
Еще один смешок.
- Не так быстро.
- Вы абсолютно уверены в том, что ставить мне сейчас условия - это хорошая идея, херр Руфберг? - мягко спросил Сайто.
- Что вы, какие условия, херр самурай. Я всего лишь прошу о встрече. Это не телефонный разговор, я надеюсь, вы понимаете.
- Я очень занятой человек, херр Руфберг.
- Милый, ты с кем-то разговариваешь? - раздался голос Гретхен из ванны.
Только сейчас Сайто заметил, что шума воды больше не слышно.
- Это по работе, Гретхен.
- Ааа. Когда же ты отдохнешь. Эта работа выжимает из тебя все соки, милый, но ничего. Сейчас я сделаю тебе массаж, и ты забудешь гадких бизнесменов.
В трубке послышался очередной смешок, довольно мерзкий по мнению Сайто. Еще по мнению Сайто любящий супруг должен был реагировать на обмен любезностями жены и любовника как угодно, но не мерзкими смешками. Желание прикончить этого типа стало очень соблазнительным. Но было еще что-то, вероятно его хваленая интуиция, та самая, что вывела Proclus Global в свое время в энергетические монстры, но чем бы ни являлось это чувство, оно толкало Сайто к личной встрече.
Если он сейчас возьмет инициативу и назначит удобное для себя время, он успеет как следует подготовиться. Прежде всего, необходим человек, который за несколько часов сможет достать всю возможную информацию о Йорге Руфберге. Человек, которому Сайто мог абсолютно довериться.
Он улыбнулся, подумав о Паркер Лейн.
***
Ариадна проснулась от того, что в глаза светило солнце. После недели дождей хорошая погода была сюрпризом, и девушка, потянувшись, выбралась из большого кресла – которое в воскресенье назад привез на грузовике Имс – и подошла к окну.
Опершись на стекло ладонями, она смотрела, как внизу ездят машины, а люди спешат куда-то, куда спешат люди по утрам.
- Смотри, Дом, вот и солнце показалось, - пробормотала Ариадна. Она звала Кобба по имени со вчерашнего обеда. То есть когда Ариадна, сидя в своем новом кресле, ела салат из капусты и отварной говядины под «Доктора Хауса», а Кобб как обычно лежал пластом на кровати рядом. Было даже не время его внутривенного обеда, Кобб просто лежал, а Ариадна говорила ему о том, что думает о Джеймсе Уилсоне и его пристрастиях к сомнительным бракам.
Она уже второй день не пыталась достучаться до его сознания. Она не могла признаться Артуру, но было страшно. Страшно не то, что можно не выбраться из лимбо, Ариадна не была уверена в том, что вообще добралась до лимбо, страшной была тишина, которая царила в сознании Кобба, и темнота. Это была особая темнота, ее нельзя было увидеть, нечего было видеть. В голове Кобба Ариадна не могла видеть себя. В последний раз Ариадне показалось, что она не могла себя ощутить. Если до этого ей казалось, что она – одинокая мысль в пустом и статичном пространстве, которая борется за выживание, то в последний раз она не была уверена в собственном существовании и в том, что такое существование вообще. Означало ли это, что мозг Кобба умирал? Если верить «уважаемому специалисту», которого привел Майлс на деньги Сайто, мозг Кобба был абсолютно здоров и умирать не собирался. «Уважаемый специалист», который, разумеется, ничего не знал ни о профессии извлекателя, ни о том, какие веселые последствия могут у нее быть, объяснил кому «психологическими причинами».
По крайней мере, они теперь знали, что Кобб здоров, и что если его регулярно кормить и нанять профессиональную сиделку, он будет жить.
Как растение.
Ариадна вспоминала последний час полета как мерзкую, тянущуюся нервотрепку, вроде той, когда ты ждешь и ждешь оценку за выпускной экзамен. Кобб и Сайто спали, Фишер смотрел в окно, потирая пальцами место на левой руке, где находились следы от иглы, а Юсуф, Артур, Имс и Ариадна из последних сил делали вид, будто незнакомы друг с другом, и судьба двух валяющихся в своих креслах в бессознательном состоянии джентльменов, их вовсе не интересует. Что они скажут Фишеру, если тот про указанных джентльменов спросит, Ариадна не представляла. Фишер вполне мог заинтересоваться Коббом, они ведь разговаривали. Фишер мог узнать Сайто, он ведь видел того мельком на деловых встречах. Наконец, Фишер мог вспомнить, что только что видел их всех во сне, это был один из первых вопросов, которыми Ариадна засыпала Кобба при подготовке к операции. И Кобб тогда однозначно сказал, что они должны сделать все, чтобы Фишер-младший не обратил на них внимание в последние минуты полета. А это должны были быть минуты, совсем не чертов час!
Но Ариадна очень быстро открыла для себя, что вести себя незаметно, когда ты дико нервничаешь, крайне затруднительно. Она сжимала тотем с такой силой, что, казалось, сломает пальцы.
Но Фишер продолжал неотрывно смотреть в окно и каким-то чудом не замечал следы уколов, потирая руку. Потом самолет приземлился, бледный задумчивый Фишер сошел с трапа (медленно, так медленно, что они из последних сил старались не провожать его нетерпеливыми взглядами), - и все трое кинулись к Коббу. Бесполезно. Тогда они кинулись к Сайто, тоже безрезультатно. Имс и Артур только успели начать изощряться во взаимных обвинениях, как салон в течение нескольких мгновений буквально наполнили японцы. Оказалось, что никто из вошедших не говорит по-английски. Оказалось, что все вошедшие однако настроены винить в бессознательном состоянии их босса команду извлекателей и – к удовольствию Артура - лично Имса. Оказалось, что никто их из самолета выпускать не собирается. К Ариадне подошла несчастная стюардесса и, мелко дрожа, спросила, расстреляют ли «якудза» их сразу или сперва намерены пытать. Ариадна собиралась посоветовать стюардессе принять успокоительное, когда очнулся Сайто.
Они ждали, что Кобб очнется тоже. Они долго этого ждали. Они завалили Сайто вопросами, и хотя тот несколько десятилетий находился в лимбо, он вполне внятно ответил, что Кобб выстрелил себе в висок, затем Сайто последовал его примеру, и очнулся.
Почему не очнулся Кобб, никто не понял.
Но Ариадна была уверена, что дело в Мол, до сих пор. Это не имеет никакого смысла, утверждал Артур, расхаживая из угла в угол. Кобб получил свой катарсис, принял решение, нашел Сайто и собирался выходить. И Сайто утверждал, что за все свои годы в лимбо «ничего похожего на Мол» не видел, и когда Кобб явился – Мол за ним не пришла. Кобб перешагнул через это, утверждал Артур. Ариадна и сама знала, что Кобб с Мол покончил.
Ариадна не верила, что Мол покончила с Коббом.
Проблема была в том, что у нее не было не то, что никаких доказательств, у нее не было никаких внятных объяснений. Ариадна не была профессиональным извлекателем, она впервые в жизни «участвовала в деле», и не знала, что случается с проекциями, когда сознание перестает в них нуждаться. Но спросить об этом она почему-то стеснялась, да и все равно, ее вылазки в голову Кобба ничего не дали, кроме нелепого страха темноты и тишины.
В дверь забарабанили.
- Открыто, Имс, - устало сказала она, смотря в окно на проезжающие машины.
Имс вошел в квартиру с пакетами еды в обоих руках, и шурша, прошел прямиком на кухню.
- Я смотрю, мистер Я-Всегда-Все-Делаю-Вовремя еще не соизволил явиться к обеду?
Ариадна зевнула и улыбнулась. Ей не в первый раз пришло в голову, что они с этой квартирой и дежурствами стали больше походить на слегка сумасшедшую семью, чем на бригаду бесплатных сиделок, как окрестил их Имс.
- Обед еще не начался, Имс, к тому же Артур обещал купить по дороге брют.
- И тебе цветы, - добавил Имс, входя в комнату с ананасом в руке и ухмылкой на лице.
- Когда тебе только надоест, - пробормотала Ариадна, пряча улыбку.
- Когда вы перестанете так увлекательно реагировать, разумеется. Как босс?
Она отвернулась от окна.
- Как видишь.
- Стало быть, хреново. Я…
Имс не успел договорить, как распахнулась входная дверь, и в комнату буквально влетел запыхавшийся Артур.
- Ха. Цветочки. Что и требовалось доказать, - заявил Имс. - Пупсик, ты даже букет девушке не способен подарить сюрпризом. Знаешь, с этим пора что-то делать.
Ариадна в изумлении смотрела на огромный букет белых роз в руке Артура. Неужели Имс был прав? Нет, Артур, конечно, был очень привлекательный, но такой… предсказуемый. Обязательный. Правильный. Скучный. Такой похожий на нее саму, что Ариадна просто не могла воспринимать его иначе, чем брата, то ли младшего, то ли старшего, в зависимости от обстоятельств, вот Имс с другой стороны…
- О чем этот тип глаголет? - поинтересовался Артур у Ариадны.
- Подозреваю, о чем-то глубокомысленном, - задумчиво ответила она.
- Эй! - возмутился Имс. - Кто над кем подтрунивает? Не ломайте человеку кайф, вы двое.
Он был сейчас похож на нахохлившегося воробья, и Ариадна мысленно вынуждена была признать, что если они теперь семья, то и этого типа она воспринимает исключительно как брата. По-своему, но Имс тоже был предсказуем.
В этом была ее проблема, которая снижала наличие так называемой личной жизни до минимума. Люди были такими одинаковыми. Она так и заявила своему последнему бойфренду. Бойфренд был байкером и очень обиделся. Не то, чтобы ей было его жаль. Том быстро забудет о ней, они и сошлись-то только за поисками новых ощущений. У него никогда не было зубрилки с архитектурного, а она хотела "чего-то необузданного и нестандартного" (это она тоже ему потом сказала). В результате он убедился, что зубрилки с архитектурного не отличаются от простых смертных, когда дело доходит до секса на заднем сидении украденного джипа, а она с тоской вынуждена была признать, что "необузданное" и "нестандартное" - вовсе не синонимы.
- Цветы для Дома, - сказал Артур, не пытаясь скрыть довольную ухмылку. - От Майлса и детей.
Под прищуренным взглядом Имса он прошел на кухню.
- Но, Ариадна, тебе стоит только намекнуть.., - донесся голос Артура с кухни. - Тут дело, конечно, в том, насколько ты хочешь обрадовать нашего имитатора, который с горя, по-видимому, решил переквалифицироваться в свахи...
- Не до такой же степени, чтобы разорять тебя на розах, - хмыкнула Ариадна.
- Мне повторить, что двое на одного - это как бы не совсем честно? - пробормотал Имс. - И если уж зашла об этом речь. Имитатор сработал лучше вас всех. Да что там! Единственный, кто не слажал.
Ариадна открыла рот, чтобы ответить, и тут Артур вернулся из кухни. Он поставил вазу с розами на тумбочку возле кровати с Коббом и повернулся к Имсу и Ариадне.
- Боже, - сказал Имс тихо. - Я знаю это выражение лица смертника перед гильотиной. Для окружающих оно как правило означает "Вам скучно жилось? Больше не будет".
- Артур? - обеспокоенно спросила Ариадна. Выражение его лица действительно было мрачно-обеспокоенным, что обычно действительно означало неприятности.
- Институт требует себе Кобба.
По-видимому, эта новость означала неприятности в особенно крупных масштабах, потому что Имс выдал то, что называется "трехэтажное матерное выражение". Арутр даже приподнял бровь, даже с нескрываемым уважением.
- Что за институт? - быстро спросила Ариадна, тут же не без чувства вины вспомнив о колледже, который она теперь нещадно прогуливала, хотя официально это называлось "индивидуальный график обучения", спасибо Майлсу, разумеется.
- Не институт, а Институт, - буркнул Имс. - Дорогая alma mater, где готовят извлекателей и тому подобных нестандартно действующих психологов.
- Правда? У вас есть Институт? Но я думала... А почему же Майлс?.. И почему Кобб?.. И почему...
- Мы все тебе объясним, Ариадна, правда, но сейчас надо срочно что-то придумать, - быстро проговорил Артур. - Спрятать Кобба.
- Срочно? Срочно? - возмутилась она. - Тебе напомнить, что ты сначала поставил цветочки в вазу, а потом уже соизволил...
- Господа и дамы, без паники. Рассуждаем конструктивно. Спрятать тело не проблема. Спрятать живое тело уже сложнее, но ненамного, - заявил Имс. - Засада в том, что нам придется лечь на дно самим. А это значит что? Это значит никакой работы в ближайшей перспективе.
- Тебе мало денег за предыдущую? Неужто уже все проиграл? - осведомился насмешливо Артур.
- О, пупсик. Сколько же раз я просто умолял тебя не судить людей по себе - это ограничивает мировоззрение, в твоем случае и без того, прямо скажем, не самое широкое. Если ты работаешь на этой работе из-за денег...
- Имс! Артур! Брейк! - Ариадна встала между ними и нетерпеливо замахала рукой. Право же, даже если у них не было времени на необходимые объяснения, на пустопорожние перепалки у них время находилось в любой ситуации, и хоть Ариадна допускала, что этот балансирующий на грани рукоприкладства обмен любезностями был необходим, возможно, чтобы снять стресс, сам факт начинал ее порядком раздражать. - Я уже говорила, что со стороны вы выглядите словно двадцать лет женаты?
Это, по крайней мере, заставило их замолчать.
- Вы все еще должны мне все объяснить, - начала она напряженно. - Потому что, я в любом случае с вами, но я должна знать во что именно я с вами вляпалась, это во-первых. А во-вторых...
- Ты в любом случае с нами, детка, потому что если я хоть что-то помню про Институт, ты еще на свободе исключительно лишь потому, что прогуливаешь лекции и не с подружками, а заграницей, - обыденно заявил Имс.
- И если я хоть что-то помню про Майлса, он это предвидел еще когда мы парили в небесах, - добавил Артур.
- ... А, во-вторых, Артур должен объяснить, с чего он взял, что этому вашему Институту нужен Кобб, они что лично сказали? Почему же ты тогда еще на свободе, а они еще не проследили за тобой до Паркер Лейн? - резко спросила Ариадна.
- Кстати, хороший вопрос, - заметил Имс.
- Они взяли Юсуфа, - просто объяснил Артур, глядя ему в глаза. - Я узнал об этом.
- Боже, - сказала Ариадна.
- Черт, - сказал Имс.
- Да, - сказал Артур.
Они не сговариваясь, молча посмотрели на Кобба, каждый где-то в глубине надеясь, что тот проснется и скажет, что делать. Кобб, в конце концов, привык существовать в бегах, у Кобба был опыт.
Кобб спал.
Они посмотрели друг на друга.
- Н-да, - высказал общую мысль Имс.
- Я думаю.., - начала было осторожно Ариадна, и тут зазвонил телефон.
Это был особенный телефон, по которому лишь один человек звонил раз в день.
Ариадна почувствовала, как облегченная улыбка появляется на лице сама собой и увидела ее отражение на лицах остальных.
- Вы думаете о том же, о чем и я?
__________
В голове это было PWP. Как оказалось, я не умею писать PWP.
@темы: Inception
Спасибо! Рада, что понравилось, чс.
Ты просто не знаешь, куда оно идет.
Конечно, будет.
Потом я скажу, что это охрененно. Оно такое... гармоничное. Без вычурной стилистики, но с интересным сюжетом, захватывающими описаниями и характерными диалогами. За юмор лично расцелую
Возможно, дело было в том, что тучи разошлись, или в том, что был уже вторник, или в том, что в этот раз Роберт не был пьян и даже не хотел напиться, но сеанс не принес с собой ничего, кроме ощущения потраченного впустую времени.
Вторник обещал быть замечательным днем для Сайто.
Вторники, мм?
Имс и Артур только успели начать изощряться во взаимных обвинениях
все вошедшие однако настроены винить в бессознательном состоянии их босса команду извлекателей и – к удовольствию Артура - лично Имса.
Это типа "назло" всему фандому, где царит один-единственный пейринг?
Ариадна мысленно вынуждена была признать, что если они теперь семья, то и этого типа она воспринимает исключительно как брата. По-своему, но Имс тоже был предсказуем.
Мне нравится эта точка зрения! Что оба предсказуемы, хоть и по-разному, и то что у них такая шведская платоническая семья.
"Вам скучно жилось? Больше не будет".
- Имс! Артур! Брейк! - Ариадна встала между ними и нетерпеливо замахала рукой.
Ня, канон!
Ырррр, мне понравилось, и я буду ждать еще!
В лимбо.
Lily White.
Ну, прости за то, что обрывается. Следующая глава, может быть, будет побольше и посодержательнее. Эта чисто вводная с т.з. репортеров.
С числами и днями недели засада вышла. Я это совершенно не продумывала. Я просто написала, что в воскресенье были похороны, потому что звучит красиво.
Про Артур/Имса.
Как вам больше нравится.
Должна же, млин, оставаться хоть какая-то неопределенность от канона!
Я рада, что тебе нравится. Очень.
Только, боюсь, краткость, сестра не моего таланта.
ЗЫ. У меня аллергия на вычурную стилистику. И паранойя - мне везде мерещится Пафос. Так что я патологически стараюсь писать как можно проще.
Следующая глава, может быть, будет побольше и посодержательнее.
оо, значит, еще лучше?
Я просто написала, что в воскресенье были похороны, потому что звучит красиво.
У тебя странные представления о прекрасном. Обязательно скажи это своей, эээ, преподавательнице. Пока она еще не отошла от кладбищ
То есть: они могут трахаться, когда их никто не видит. Или нет.
Я тебя люблю
Должна же, млин, оставаться хоть какая-то неопределенность от канона!
В том-то и проблема, что в каноне насчет героев - сплошная неопределенность, только эти два уебана шипперятся до безобразия активно)
Только, боюсь, краткость, сестра не моего таланта.
Уииииии
Я считаю, неопределенность - это прекрасно для фанфикшена. По логике она означает, что фанфикшн должен быть ёпта разнообразен как людские предпочтения.
Но где логика, а где фанфикшн.Наверное, поэтому я такнеадекватноболезненно и восприняла вопли некоторой группы людей "только так и не иначе, это же ОЧЕВИДНО, а по-другому НЕПРАВИЛЬНО, поэтому давайте дружно обсмеем еретиков".Не могу тебе сказать, почему "похороны в воскресенье" звучит красиво для моей персоны. Это откуда-то из сферы бессознательного.
нууу... вообще-то логика эта прослеживается. вот взять СПН: канон частенько лажает, характеры плохо прописаны и постоянно меняются непостижимым образом.
итог - фанфикшена море. и хорошего среди него тоже много, что редкость.
а у Доктора все хорошо с сюжетом и с героями, поэтому фанфикшен, за редким исключением - уныл.
Наверное, поэтому я так неадекватно болезненно и восприняла вопли некоторой группы людей "только так и не иначе, это же ОЧЕВИДНО, а по-другому НЕПРАВИЛЬНО, поэтому давайте дружно обсмеем еретиков".таких людей я никогда не понимала и никогда не пойму. они сами устанавливают себе рамки и живут в них, как в тюрьме. я же люблю разное и ни в чем себе не отказываю)
Это откуда-то из сферы бессознательного.
это от твоего трудоголизма, Диа: всю неделю пашешь и умираешь в воскресенье от перенапряжения
В ГП эта логика работает превосходно.
А в Инсепшене эта логика катастрофически лажает. Я думаю, потому что девушки узрели знакомый паттерн ака гарридрака, и он им показался настолько очевидным, определенным и родным, что затмил тупо все. И характеры под этот паттерн подстраиваются, само собой.
Это можно понять в принципе.
А в Докторе фанфикшн уныл, если читать исключительно по ОТР.
таких людей я никогда не понимала и никогда не пойму. они сами устанавливают себе рамки и живут в них
Я понимаю. У людей есть предпочтения. У большинства людей предпочтения однозначны и никакого разнообразия им не надо, оно разрушает кинки, и чувак просто не получает удовольствия. Сама-то я люблю разнообразие, но мне хватает мозга понимать, что для иных людей ну просто вот жизненно важно, кто там сверху, например, иначе рушится система. Это нормально. Ненормально, когда эти люди начинают стебать тех, у кого другие предпочтения и другое видение героев (тем более, таких неопределенных как в Иннсепшн, прости хоспади), вознося собственные в ранг Истины. Это тупо.