Собственно, я пребываю в незамутненной уверенности, что это все есть заговор против меня и Франции. Потому что иначе – за что мне оно?
То был риторический вопрос.
Нынешняя поездка выдалась просто потрясающей. Во многих смыслах. Признаться, сначала я подумала грешным делом, что мне с соседями повезло. Может быть, если бы я так не подумала, мне действительно повезло бы с ними?
То был риторический вопрос номер два.
Это была семейная пара, да-да, обыкновенная с виду семейная пара; он – типичный десантник (я не уверена, что видела «типичных десантников», но убеждена, что выгдлядят они именно так), она – высокая, плоская и жилистая, словом, типичная учительница физкультуры.
Весь день они сидели на нижней полке (
его полке), трогательно положив ручки друг другу на колени и без умолку болтая о том, что старушки обычно называют «милыми пустяками», а вечером некто додумался пригласить их к себе в купе, а потом, часа через полтора, когда было почти уж двенадцать ночи, они вернулись.
И сели. И замолчали.
Она сидела и смотрела в окно, хотя всякий, кто ездил в поезде, точно знает, что ночью в окно нифига не видно, потому что одни поля да деревья, а в вагоне горит свет,
и это просто бесит.
Он, между тем, сидел на противоположной стороне полки, то есть у двери, и смотрел – кто бы мог подумать – на дверь.
А я смотрела на них. И было мне чего-то не по себе.
И вот, когда я уже начала почти дремать, она внезапным движением корпуса подбирается к нему – и залепляет ему затрещину.
Он дергается. Я тоже.
Она взирает на него, буквально прожигает взглядом. Он смотрит на дверь. Я смотрю на него.
о супружеских отношениях, прекрасноеВидимо, она ждала от него несколько другой реакции. Потому что, не проходит и минуты, как она поднимает руку снова – и вмазывает ему в челюсть. На сей раз – кулаком и от души. Он стукается о дверь. Я стукаюсь головой о верхнюю полку.
Он поднимается и уходит. Проходит несколько секунд, и она отодвигается к окну снова. И снова пытается разглядеть поля да деревья.
По вагону уже ходит шепоток и слышатся смешки.
Больше всего на свете мне хочется куда-нибудь сбежать.
Однако он возвращается. Садится на то же место.
Шепоток сходит на нет. Я напрягаюсь.
И – конечно! – она тут же налетает на него с кулаками. И – получает сдачу. И – отлетает к окну.
Все это, черт возьми, в абсолютной тишине.
Если не считать, конечно, звонко грохнувшегося со стола термоса.
Мой сосед на верхней полке начинает активно ворочаться.
Она, между тем, поднимается и – о боже! – улыбается. У нее вся челюсть в крови, а она улыбается.
Смешков в вагоне больше не слышится, зато шепоток превращается сперва в полноценный шепот, а потом – в ворчание в их сторону.
Разумеется, абсолютно бесполезное.
Перед моими глазами разворачивается самая настоящая семейная драка. Поймите меня правильно, я никогда не видела раньше семейных драк, но мне кажется, что 99% из них происходит не молча.
А тут все в тишине, и только звуки ударов, и этот дурацкий, катающийся по полу термос, и я все боялась, что кто-нибудь из них на меня свалится в порыве вдохновения. Ладно – она, а если – он? Чтобы от меня осталось? Блин на полке?..
Это был очередной риторический вопрос, не получивший, к счастью для меня, эмпирического ответа.
Короче, кто-то додумался вызвать милиционера. Оказывается, в поездах всегда дежурит милиционер.
Дядечка в форме доходчиво объяснил им, что если они немедленно не улягутся, он их прямо тут, посреди леса, и высадит.
На самом деле, я не уверена, что они его слышали. Но так или иначе, он – поднялся и ушел, а она продемонстрировала послушание букве закона, и легла на нижнюю полку, накрывшись одеялом. На его полку.
Его не было часа полтора. Уже к утру, он вернулся. Она спала на его полке. Лицо в крови, все такое. Он посмотрел на верхнюю полку, на нее - на нижней полке, снова на верхнюю полку, и улегся к ней – на нижнюю. Я не знаю, как они там поместились. В любом случае, она не проснулась, а он быстро уснул.
В отличие, заметьте, от меня.
Я вообще не уснула, потому имела удовольствие наблюдать сцену «а поутру они проснулись». В смысле, сначала проснулась она. Понятное дело, в его объятиях, с переплетенными конечностями, все как положено. Она осторожно выбралась, встала, пошла, видимо, в туалет, во всяком случае, кровь с себя она смыла. Вернулась. Посмотрела на верхнюю полку, на его – на нижней полке, потом снова на верхнюю, - и легла к нему. Он, не просыпаясь, ее обнял, и они снова заснули.
Когда они проснулись второй раз, в туалет пошел он и смыл с себя кровь, и они принялись болтать о «милых пустяках» дальше.
Я выползла из вагона в полном офиге.